В мечети оказалась гора сокровищ. Золотые лампы, сосуды с маслом, украшенные драгоценными камнями, серебряные лари и шёлковые ковры. Осталось лишь сложить сокровища в ковёр и вынести.
Мушков выбрал золотой подсвечник, серебряный ларец и кинжал в сверкающих драгоценными камнями ножнах. К сожалению, казачий священник начал возражать, но Мушков успокоил его, ткнув кулаком в живот.
— Ладно, ладно! — сказал Кулаков, отдышавшись. — Забирай кинжал! Но предрекаю — скоро ты пожертвуешь его святой церкви!
— Скорее, я вставлю его тебе в задницу! — радостно воскликнул Мушков и выбежал из мечети.
Никогда не бейте священника в живот! Имеющий сан человек заслуживает лучшего обращения, Богу не нравится такой непочтительный способ решения спора.
Поэтому, когда Марина нашла Мушкова до того, как он успел спрятать награбленное, Мушков посчитал это наказанием небес. Они столкнулись на углу дома.
— Что это у тебя? — спросила Марина, указывая на куль из ковра, переброшенный через плечо.
Она была рада, что Иван жив, однако её голубые глаза опасно сверкали.
— Я должен это отнести! — ответил Мушков.
— Разверни ковёр, Мушков!
— Мариночка, я просто хотел спасти это от уничтожения!
— Вываливай всё на землю!
Они стояли друг напротив друга, высокий широкоплечий казак и стройная девушка в мужской одежде, и смотрели друг на друга, как два голодных волка, готовых сцепиться из-за кролика...
— Мы же на войне! — в отчаянии закричал Мушков, сжимая концы ковра.
— Разворачивайся и неси назад в мечеть! — холодно приказала Марина.
— Что ты сказала?
— Возвращайся в мечеть!
— Я не был в мечети. Моя голубка, моя роза, выслушай меня...
— Нет смысла, Мушков, — прервала его Марина. — Я сейчас же пойду к Ермаку, расстегну рубаху и покажу ему, что я девушка. — Она оттолкнула Мушкова, когда тот попытался её задержать, и прошла мимо. — Оставайся таким, какой есть! — крикнула она. — Я больше не хочу тебя видеть!
— Я уже иду в мечеть! — превозмогая себя, пробормотал Мушков. — Смотри... я возвращаюсь. Мариночка, стой! Мой ангелочек...
В мечети он снова встретился с казачьим попом. Тот вытащил мулл из укрытий, построил в шеренгу и допрашивал, где спрятаны сокровища. Его мощный бас действовал очень эффективно.
— Сын мой... — сладким голосом сказал он Мушкову, который с понурым видом расстелил перед ним ковёр с сокровищами. — Настоящий христианин жертвует церкви самое лучшее!
Он с благодарностью обнял Мушкова и укусил при этом за ухо. Мушков заскрежетал зубами от злости и оттолкнул Кулакова.
Затем поп посмотрел на Марину и перекрестил её.
— Борис, — тихо сказал он, — если ты и дальше будешь думать о церкви, тебя ждёт отличное будущее.
К вечеру все казаки были довольны. Богатая добыча, а Чинга-Тура — хорошее место для зимовки. От пленных они узнали, что в окрестностях есть склады с провизией и мехами. Маметкуль с десятью тысячами всадников вряд ли нападёт до весны, а потому можно было отдохнуть после перехода через Урал. А когда начнёт таять снег, со свежими силами можно напасть на сибирского царя Кучума, уничтожить его и покорить золотой город Кашлык.
Ворота в Сибирь, в Мангазею, были распахнуты...
— Я сделал всё, что ты хотела, — сказал Мушков в тот вечер Марине.
Они с Ермаком заняли дом сбежавшего князя Епанчи и сидели рядом на диване, покрытом китайским шёлком. Из соседней комнаты раздавалось хихиканье, щебечущий смех, глубокие вздохи и тихие вскрики. Ермак развлекался с молоденькой татаркой. Мушков ему позавидовал.
— Когда ты, наконец, сделаешь то, что я хочу? — хрипло спросил он.
— И чего же ты хочешь, старенький медведь?
— Послушай, что делается за стенкой, — вздохнул Мушков.
— Я слышу только чириканье пташек, — не задумываясь, сказала Марина. — Что в этом такого?
— Стань пташкой, — пробормотал он. — Пташкой, чьё гнёздышко будет в моих объятиях...
Она внезапно подалась вперёд, обхватила его лицо обеими руками и поцеловала в губы. Мушков блаженно закрыл глаза и замер, а когда Марина прижалась к нему твёрдой грудью, почти перестал дышать от счастья.
Минута невыразимого счастья может равняться году... Для Мушкова первый настоящий поцелуй Марины был дороже сотни благословений священника. Он подумал, что лёд в её сердце наконец-то растаял и полез дрожащей рукой ей под рубаху, желая поласкать грудь, но она оттолкнула его и покачала головой.
— Не сейчас, Иван, — сказала она мягко, но решительно. Из соседней комнаты послышалось хихиканье татарки, хриплый голос Ермака и другие звуки, возбуждающие соответствующие фантазии.