Они обнялись, отдавшись блаженному чувству родства в чуждом, враждебном мире, где они имели возможность поговорить, хоть и с риском для жизни. Любовь к Мушкову была для Марины настоящим чудом, но она радовалась и тому, что может сидеть с отцом у горячей печи и знать, что не одинока в своём доверии тому смелому мужчине, которого хотела приручить...
Снежная зима и сильный мороз, покрытые толстым льдом реки и непроходимые леса, в которых мороз иногда раскалывал с громким треском промёрзшие стволы деревьев... Такая зима ужасна для любого казака, даже если он живёт в тёплом доме и может согреться у горячей печки. Скука побуждала к дракам. Мужчины ссорились из-за обмана в игре, дрались из-за доступных женщин. Тысяча буйных казаков в безжизненном городе, приговорённых на несколько месяцев к совместной жизни в ограниченном пространстве — над решением этой проблемы тщетно размышлял Ермак Тимофеевич.
В Орле всё было иначе. Там был собственный казачий городок, большой каменный дом с почти двумя сотнями девушек, иногда в городке устраивались танцы, были лавки, можно было охотиться в Пермской земле, была возможность практиковаться в военном деле.
А как до этого на Дону? Братья, перестаньте вспоминать о Доне или Волге, о Донце или Каспийском море, о южных степях и о чудесных девушках-ногайках! Со слезами на глазах хочется выть по-волчьи от тоски по родине.
В следующие три недели Ермак, Мушков и Марина проводили разведку окрестностей Чинга-Туры. В больших, запряжённых тремя оленями санях с возницей-остяком в хорошую погоду они ездили по заснеженной безлюдной местности вниз по Туре до Тобола, цели похода в следующую весну. Планировалось достичь по Тоболу реки Иртыш и захватить золотой город Кучума Кашлык.
Люпин сильно переживал, узнав о таких поездках. Они были опасными, потому что можно было наткнуться на всадников Маметкуля. Его дозорные уже три раза стреляли из луков в казаков, отважившихся уйти слишком далеко. Поэтому Ермак запретил казакам «искать» крестьян группами менее чем в пятьдесят человек и с пятью вооружёнными стрелками. Пятьдесят человек, однако, должны иметь пятьдесят лошадей или, по меньшей мере, десять саней, а это было невозможно. Поэтому казаки оставались в городе и продолжали драться, за что их наказывали карцером или, в худшем случае, обливали водой и на час оставляли на трескучем морозе.
Большинство выдерживали такое с трудом, и тогда на помощь приходили Люпин и другие лекари. Они ампутировали отмороженные пальцы ног и рук, два раза отрезали уши, и то, что эти казаки выжили, свидетельствовало о прямо-таки невероятной выносливости пациентов.
Одна такая вылазка Ермака, когда его сопровождали только сани со стрелками, чуть не закончились у Тобола, в десяти вёрстах ниже Чинга-Туры.
Это случилось в ясный, солнечный, но морозный день. Снег блестел, небо было синевато-голубым и таким ярким в лучах холодного солнца, что Ермак и Мушков повязали на глаза полоски грубой льняной ткани, чтобы приглушить яркий солнечный свет. Марина зарылась в шкуры и натянула меховую шапку на лицо. Олени бежали рысью по затвердевшему от мороза снегу, который раскалывался под копытами при каждом шаге, а полозья саней скрежетали так, словно земля кричала, как живое существо...
Ни Ермак, ни Мушков не заметили, как кучер-остяк неожиданно одним махом спрыгнул в снег, несколько раз перевернулся и замер. Олени, почувствовав слабину поводьев, удивлённо подняли головы и, фыркая, галопом понеслись по ровной замёрзшей земле. Следовавшие за ними стрелки отстали. Они кричали вслед удаляющимся саням, но Ермак, Мушков и Марина, завёрнутые в меха, ничего не слышали. Они только удивились, что олени в упряжке помчались так быстро, что сани как будто полетели.
— Прекрасный день! — крикнул Ермак в ухо Мушкову. — Чудное солнце!
— Как быстро бегут олени! — крикнул в ответ Мушков. — Кучер, небось, радуется!
Но он ошибался. После того как мимо проехали сани со стрелками, остяк поднялся, прикрыл ладонями глаза от солнца, и внимательно посмотрел вдаль. На безукоризненной белизне окружающего пейзажа вдали виднелась большая чёрная точка.
Теперь точка расплылась и превратилась в несколько маленьких, которые быстро увеличивались и принимали очертания.
Это были всадники в толстой, стёганой меховой одежде и меховых остроконечных шапках; луки, стрелы и копья лежали перед ними на шее лошадей. Всадники были покрыты ледяными сосульками, но внутренне пылали ненавистью и жаждой уничтожения.