Мушков схватил оленя за рога и с криком: «Хой! Хой!», рывком повернул его голову назад. Олень сопротивлялся.
Облако пара окутало Мушкова, олень тянул голову вперёд, но Мушков стиснул зубы и держался её железной хваткой.
— Стой, скотина! — закричал он. — Я оторву тебе башку, тварь! Стой! Стой! Ты ещё не знаешь Мушкова!
Олень заревел, замедлил бег, а вместе с ним и другие олени, и остановился. Марина теперь легко повернула голову своего остановившегося оленя, потянув за рога. Рядом с ними остановились сани со стрелками. Всё было окутано облаком пара, исходившего от оленей.
Ермак всё ещё лежал на снегу, ударившись головой. Несколько раз попытался встать, но удар был настолько сильным, что он снова падал.
Татары яростно кричали. Их изогнутая дуга продолжала замыкаться, они стремительно неслись к двум саням, выпуская град стрел.
— Мариночка... — пролепетал Мушков. Весь взмокший, он сидел на олене и смотрел на Марину глазами, в которых блестели слёзы, превращаясь в ледяные шарики. Пот на лице тоже мгновенно замерзал и лежал беловатым слоем.
— Не будь бабой! — крикнула она ему. — Лучше возьми оружие! Я удержу оленей!
— Мариночка, спрячься... — с трудом произнёс он.
— Давай! — резко крикнула она в ответ.
Рядом раздались выстрелы. Стрелки укрылись от стрел за толстым мехом и теперь могли стрелять прицельно. Первые татары упали с лошадей, и снег под ними обагрился кровью.
Олени снова забеспокоились. Марина спрыгнула с оленя, встала между животными и дёрнула их за намордники, опустив головы вниз. Мушков просто свалился в снег, попытался схватить Марину за ногу и завалить на землю. Она пнула его другой ногой в лоб и Мушков, ругаясь, отпустил её.
— Оставь меня в покое! — закричала она. — Помоги Ермаку!
— Татары тебя убьют! — крикнул Мушков, вставая.
Он побежал к саням, схватил несколько шкур, вернулся и набросил их на дрожащую от холода Марину.
Затем побежал назад, схватил пистолет с кинжалом и побежал к Ермаку, который стоял на коленях и, опустив голову, неподвижно смотрел перед собой. Иван прикрыл друга собственным телом, поднял пистолет и выстрелил в мчавшегося на него всадника.
Стрелки делали своё дело спокойно, как их этому учили. Стрелы им не мешали, а всадники Маметкуля с копьями не могли к ним приблизиться.
Марина стояла между оленями, под защитой животных и наброшенного меха, и крепко держала их головы. Теперь они стояли спокойно, смотрели на суматоху, шевелили ушами и прислушивались к шуму, выдыхая облака пара.
Татары увидели, что нападение терпит неудачу — половина их всадников истекала кровью, лёжа на снегу. Они издали боевой клич, развернули лошадей и поскакали прочь.
Снег, солнце и блеск безоблачного неба быстро скрыли всадников. Лошадей убитых собратьев они взяли с собой, а мёртвых и раненых оставили лежать на снегу. Четверо раненых татар ползли по замёрзшей земле, безропотно, безмолвно, отдавшись судьбе, как её понимают лишь азиаты.
Двое стрелков вылезли из саней, подошли к ним и выстрелили в голову. Это было гуманнее, чем оставить их умирать на снегу, и лучше, чем лечить в Чинга-Туре, а потом повесить. Они ведь знали Ермака... Он никогда не забудет это нападение, эту подлую ловушку!
Пока стрелки осматривали мёртвых и стаскивали с пальцев кольца, как казаки (а они уже и сами себя так называли и вели себя в точности так же), Ермак с помощью Мушкова доковылял до саней.
Он еле держался на ногах и с трудом сохранял равновесие из-за сотрясение мозга, полученного при падении на мёрзлую землю. Возможно, это объясняет некоторые последующие поступки Ермака.
— У них золотые кольца! — воскликнул один из стрелков, стягивая кольцо с татарина. — Толстые золотые кольца!
Мушков вздохнул, думая о стоящей между оленей Марине и завидовал остальным, которым никто не запрещал грабить.
Растроганный Ермак обнял Марину и трижды поцеловал её.
— С сегодняшнего дня ты мой брат, Борис! — сказал он.
Мушков закашлялся, потому что подумал о груди Марины, которую Ермак не мог не почувствовать... Но Ермак не обратил на это никакого внимания.
— Мы спасены благодаря твоей храбрости. Иван Матвеевич, когда ты привёл Бориса из горящей деревни, то совершил самый лучший поступок в своей чёртовой жизни.
— Я тоже так считаю! — воскликнул Мушков и хотел поцеловать Марину, на этот раз с одобрения Ермака. Но она грубо оттолкнула его, выразительно посмотрев голубыми глазами.
— Я тебя не перевариваю!
Он снова попытался обнять Марину, но она ударила его по рукам.