Они не пришли к согласию, потому что это было невозможно. Со священником поговорить было тоже невозможно, потому что он храпел, и если его разбудить, то получишь в ответ: «Мушков, ты свинья! Влюбиться в мальчика! Вон отсюда, и Божье проклятие тебе в чресла!»
— Выхода нет! — с грустью сказал Мушков, поцеловал Люпина в лоб и направился к двери. — Может, Марина уже вернулась. Пойду домой.
Едва он вышел, как меховое одеяло зашевелилось, и Марина вылезла из-под кровати. Она была без сапог, в одной тонкой вышитой блузке, потому что в комнате было натоплено. Печь пылала жаром, камни тихо потрескивали, когда жар от дров нагревал их изнутри.
Где бы Люпин ни находился, он держал при себе кожаный мешок с женскими платьями, переданными ему Мариной. Когда они оставались одни, как сейчас, она снимала грубую казачью форму и надевала мягкую блузку и широкую юбку.
«Какая она красавица! — подумал Люпин, полный отеческой гордости. — Как повзрослела за полтора года! Она стала настоящей женщиной. Грудь как у матери, стройные бёдра и длинные прямые ноги. Сейчас, без сапог, она ходит, как лань... Смотреть на неё — одно упоение!»
— Когда на Туре растает лёд, Иван станет другим человеком, — сказала Марина, садясь на кровать. — Ты слышал, отец? Он даже готов убить ради меня Ермака! — Она обхватила руками колени и со счастливой улыбкой посмотрела на два факела, освещающие комнату. — Я это знала. Он может стать хорошим человеком. Всё будет хорошо. Ты тоже привыкнешь к нему, отец.
— Никогда, доченька, никогда! — Люпин прислонился к двери. Это было необходимо, потому что Мушков мог вернуться, не найдя Марину дома, и у неё было бы время снова спрятаться под кровать. — Он сжёг нашу деревню! Я никогда этого не забуду!
— Он не бросил ни одного факела! — воскликнула она. — Он оберегал меня!
— Он хотел обесчестить тебя на казацкий манер!
— Но он не сделал этого.
Люпин промолчал. Бесполезно спорить с Мариной о Мушкове. Можно превратить быка в вола — он всё равно останется скотиной. Люпин не стал говорить об этом вслух.
— Почему ты прячешься от него? — спросил он через некоторое время.
Марина, молча смотрела перед собой. Затем медленно ответила:
— Я прячусь сама от себя...
— Не понимаю.
— Я люблю его, и, если бы не убежала, то потеряла бы свою девственность... — она откинулась назад на волчьей шкуре и вытянула красивые ноги. — Если бы ты видел, как он прыгнул на оленя и свернул ему голову.
— Я думал, что это ты прыгнула, Мариночка.
— Сначала я, но не смогла справиться с оленем. А когда за рога схватился Иван и потянул оленью голову назад, затрещали кости. Потом он сидел на олене и плакал от любви и страха за меня. Его слезы замерзали бусинками и катились по щекам... Мушков плакал от любви! Отец, я могла бы умереть от счастья!
— Но ты всё равно накричала на него и ударила! Он мне всё рассказал. Разве так относятся к человеку, который плачет от любви?
— Я не могла иначе. — Она потянулась и скрестила руки на груди. Люпин сел рядом и с нежностью погладил её по светлым волосам. — Я ударила его, но имела в виду... себя! Разве я могла его поцеловать на глазах у Ермака? Обнять его? Я готова была это сделать, и чтобы этого не произошло, ударила его. Мне стало легче. Понимаешь, отец?
— Нет! — честно признался Люпин. — С твоей матерью была проще. У вас, молодых, всё по-другому! Боже, к чему это приведёт?..
На рассвете Марина вернулась в дом князя Епанчи. Ермак спал с татаркой глубоким сном сильно утомлённого человека.
Тремя комнатами дальше на полу около печки лежал Мушков, подвернув под себя шкуру и обнимая её как женщину. Он улыбался и иногда что-то бормотал во сне. По-видимому, грёзы доставляли ему настоящее наслаждение...
Марина склонилась над ним, осторожно поцеловала в лоб и легла на обтянутый шёлком диван. Она снова была в казацкой форме и, как всегда, положила кинжал на живот. Постоянное предупреждение Мушкову, чтобы был послушным...
Глава девятая
На следующий день Мушков появился в церкви с потухшим взглядом, со слипшимися от пота волосами и промямлил голосом, мало похожим на человеческий:
— Святой отец, Олег Васильевич! — прозвучало под сводами церкви. — Александр Григорьевич! Помогите! У Бориса жар! Он меня не узнаёт! Весь горит! Помогите!
Из-за иконостаса появился полуголый священник в одних штанах и дал женщине, вышедшей вслед за ним такую звонкую оплеуху, что та мгновенно исчезла за иконами. С другой стороны в церковь прибежал Люпин с взъерошенными после сна волосами.