— Борис умирает у меня на руках! — крикнул Мушков. — Он бредит!
— Молись! — категорично объявил священник. — Он слишком долго был на морозе! Без шубы, на спине у оленя! Он застудил лёгкие! Давайте помолимся о покойнике, братья!
— Он не должен умереть! — воскликнул Мушков. — Ермак позвал лекарей, но они ничего не могут сделать. Они умеют латать раны, но против лихорадки у них ничего нет! Александр Григорьевич, что дают лошадям от жара?
— Я принесу лекарство! — крикнул Люпин и побежал к себе. «Лихорадка, — подумал он, чувствуя, как от беспокойства еле держится на ногах. — Какая же свинья этот поп, но в одном он прав: если она застудила лёгкие, если началось воспаление, остаётся лишь беспомощно наблюдать, как Марина умирает на наших руках. Мариночка, нас похоронят вместе... Что мне делать в этом мире без тебя?»
В доме князя Епанчи Ермак, уставившись в пространство, с мрачным видом сидел рядом с кроватью Марины. У стены стояли два лекаря, на их беспомощность указывали шишки на лбу у каждого. Ермак отлупил их палкой, когда они сказали: «Мы ничем не можем помочь».
— Кто-нибудь его трогал? — выкрикнул Мушков, вбежав в комнату. Когда он побежал за Люпиным, то боялся, не расстегнут ли лекари рубаху, чтобы прослушать сердце, тогда стало бы ясно, что Борис девушка. Увидев, что Ермак сидит рядом с кроватью, а лекари стоят в сторонке, он понял, что тайна не раскрыта.
Мушков глубоко вздохнул и посмотрел на Марину, лежащую с широко открытыми глазами и что-то бормотавшую. Она дышала со свистом, словно в горле бушевала метель.
— Лёгкие... — тихо произнёс Люпин. — Боже мой, это и впрямь лёгкие! Помилуй нас Боже!
Он положил кожаную сумку с лекарствами для лошадей на пол, наклонился над дочерью и посмотрел на неё. Она его не узнала и неподвижным взглядом смотрела в другой мир.
— Вон! — хриплым голосом приказал Люпин. — Всем выйти!
— Почему? — удивился Мушков.
— Вон! — крикнул Люпин. — Я должен остаться один!
Ермак молча встал, схватил Мушкова за рукав и потащил к двери. Оба лекаря спешно последовали за ними. «Лёгкие, — подумали они. — Борис не доживёт до завтрашнего дня. Лихорадка разрушит ему сердце и лёгкие. При воспалении лёгких ничего нельзя сделать! Ермак Тимофеевич, ищите себе нового ординарца...»
Дверь закрылась. Люпин подвинул сумку и начал раздевать дочь. Он расстегнул казачью рубаху, обнажив грудь... Он был поражён красотой, которую породил, во что превратилась его кровь...
Приложив ухо к сердцу Марины, он услышал, как бешено оно бьётся. Тело было горячим, как будто горело в печке, а при частом и судорожном дыхании изнутри вырывались хрипы и свист.
В дверь постучали. Люпин вскочил и быстро накрыл Марину одеялом.
— Что ты с ним делаешь? — в отчаянии крикнул снаружи Мушков. — Я ничего не слышу...
— Я что, должен лечить болезнь так, чтобы все слышали, идиот? — закричал в ответ Люпин.
— Ты его осмотрел?
— Нет, я играю с ним в шахматы! — проворчал Люпин.
Мушков непристойно выругался и замолотил кулаками в дверь.
— Если он умрёт, я тебя убью!
— Не успеешь, — серьёзно произнёс Люпин.
Казалось, что голоса Мушкова и отца вернули Марину в сознание. Она повернула голову, безжизненность в её глазах растаяла, к ней вернулась память.
— Вы снова спорите... — еле слышно сказала она. Люпин вздрогнул, опустился на колени перед кроватью и обнял дочь. Какое-то время он не мог произнести ни слова. Молча прижимая к себе пылающее тело Марины, он хотел, чтобы её жар перешёл к нему.
— У тебя что-нибудь болит? — спросил он хрипло, удивляясь, что вообще может говорить.
— Нет... — она попыталась улыбнуться. — Я хочу пить, отец. Могла бы выпить озеро.
— Почему ты скакала без шубы? Мариночка, при таком холоде в одной рубахе...
— Иначе я бы не допрыгнула до оленя. Надо было быть лёгкой, чтобы допрыгнуть.
Он посмотрел на неё, открыл кожаную сумку и среди склянок и баночек с мазями поискал лекарство, которое дают лошадям от простуды. Но его не было. В этом случае лошадь ставили, оборачивали горячим покрывалом и ждали, умрёт она или организм справится с болезнью.
— Отец, мне холодно... — неожиданно сказала Марина. Она пылала, при этом дрожа всем телом. Люпин накрыл её одеялом, подумал о лошадях и покрывалах и подошёл к двери.
— Мне нужна горячая и холодная вода! — крикнул он за дверь. — И большие полотенца. Быстрее!
— Уже бегут! — донеслось до Люпина, и он услышал, как за дверью началась суматоха.