В результате князь Таусан и шестьдесят девять его всадников попали в плен к казакам. Они уныло слезли с лошадей и ждали смерти. Но татар не убили, что оказалось для них неожиданностью.
«Пленные станут нашими союзниками, — сказал Ермак казакам перед битвой. — Они разнесут славу о нас по всей стране».
В то утро казаки захватили весь обоз князя Таусана и даже лошадей, на что они втайне надеялись — они поймали девяносто лошадей, и это на тысячу человек, которые мечтали о них каждый день! А также юрты и оружие, целое стадо овец, бочки с мёдом и чайным листом, и небольшой гарем из семнадцати молодых и красивых монгольских девушке с пылающим взором.
— Никому не трогать! — сразу заявил священник Кулаков, первым оказавшийся на месте. Чутьё вело его, как верблюда, чувствующего воду в пустыне. — Кто к ним прикоснётся, того поразит молния! Люпин, присмотри за ними!
Люпин, самый счастливый отец в мире, потому что увидел Марину живой, поставил перед гаремной юртой двух караульных, а сам сел среди семнадцати испуганных, но любопытных монголок. Он задумался, не хватит ли священника удар от такой тяжёлой работы...
Ермак и Мушков пришли в себя, когда битва уже закончилась. Они лежали у струга, а казаки рыскали в татарском лагере в поисках добычи. Вокруг кричали раненые и молили о пощаде.
Противники молча посмотрели друг на друга. Оба думали об одном и том же: одержана большая победа, а нас там не было! Нас, предводителей казаков! Когда казаки узнают об этом, то умрут со смеху.
— Ермак Тимофеевич... — нерешительно сказал Мушков. — Я убью попа!
— Будем вести себя тихо, Иван Матвеевич, — хрипло произнёс Ермак. — Об остальном промолчим...
Вскоре Ермак принял пленённого князя Таусана. Первый баран уже жарился на вертеле, священники отслужили благодарственные молебны, отсутствовал только казачий священник. Он лежал в юрте гарема, и его обхаживали семнадцать стройных монголок.
Почему-то говорят, что попасть в рай можно только после смерти...
Вечером, когда Мушкова отправили с отрядом казаков вниз по реке, чтобы выбрать место, где можно спустить струги на воду, Ермак отправился искать ординарца. Он принял решение... Старый друг был для него важнее, чем красивый блондин с Волги.
Он нашёл Марину на поле битвы, среди раненых. Никто не заботился о них. Истекая кровью, они кричали, стонали или тихо отдавались на волю судьбе. Марина сидела на убитой лошади и перевязывала раненого в ногу татарина. С благодарностью и в тоже время растерянно тот смотрел на оказывающего помощь казака.
— Ищешь себе других мужиков? — грубо спросил Ермак. — Для тебя недостаточно казака? Теперь ещё и татарин?
Он пнул ногой раненого. Тот вскрикнул, скатился за убитую лошадь и, подтянув ноги, спрятался за ней. Марина молчала. Она отбросила полоски ткани на тушу лошади, достала из-за пояса кинжал и положила на колени. Ермак прищурился.
— Хочешь поднять на меня оружие? — спросил он подозрительно тихо. — Ты, сукин сын, угрожаешь мне кинжалом?
— Ты когда-то назвал меня своим братом. — Марина посмотрела на Ермака холодным взглядом. — Я не знаю, как Ермак разговаривает со своими братьями. Надо быть ко всему готовым.
— Тогда сейчас узнаешь, скотина! — выругался Ермак. — Сейчас состоялся казачий суд, а суд — это я! Ты приговорён к смерти!
— Я понял. Можно спросить, за что? — Марина была совершенно спокойна.
«Он не боится, — подумал Ермак с изумлением. — Знает, что сейчас умрёт, а сидит, как будто ждёт кусок жареной баранины. Какое хладнокровие! Эх, парень, зачем ты связал себя греховной любовью с Мушковым? Из тебя мог бы получиться отличный казак!»
— Ты любишь Мушкова? — выдавил из себя Ермак. Произнести это было смерти подобно...
Марина ясно ответила:
— Да, я люблю его.
— И ты говоришь мне это в лицо? — крикнул Ермак. Он выхватил кинжал, но Марина схватила свой и выставила вперёд. — Я видел вас! Сегодня ночью! Вы лежали голыми под накидкой!
— Это правда, — без колебаний ответила Марина. — Тогда был первый раз, но теперь это будет постоянно...
— Это был последний раз! — воскликнул Ермак. — Я не позволю тебе сгубить Мушкова!
Он замахнулся кинжалом... Внезапно поднятую руку пронзила стрела, которая воткнулась в предплечье и впилась в тело как колючка. Кинжал выпал из руки Ермака; он повернулся, но стрелка не увидел... Вокруг лежали только раненые, думающие лишь о выживании, а не о стрельбе из лука.
— Это тебя не спасёт! — крикнул Ермак. Он попытался вырвать стрелу, но боль была невыносимой. Только лекарь мог бы её вырезать, а если наконечник отравлен...