— Я утоплю тебя в Тоболе на глазах у Мушкова!
— Только потому, что я люблю его?
— Свинья! — Ермак дрожал от злости. — Среди моих казаков никогда не будет любви между мужиками!
Марина медленно поднялась с мёртвой лошади. Посмотрев на стрелу в руке Ермака, она поняла, что где-то среди убитых татар и лошадей залёг отец, и с ней ничего не случится. Ни сейчас, а если у Ермака есть сердце, то и ни завтра, и никогда в жизни.
«Час настал, отец, — подумала она, озираясь. — Я ждала этого, но не сегодня... Я хотела сказать об этом Ермаку, когда мы завоюем Сибирь, и Мангазея будет лежать у наших ног».
— О какой любви между мужчинами ты говоришь, Ермак Тимофеевич! — громко произнесла она. — Ты считаешь, что Мушков способен на такое?
— Ты лежал с ним голым под накидкой! — крикнул Ермак.
Он хотел наклониться, чтобы левой рукой поднять с земли кинжал, но Марина ногой отшвырнула оружие в сторону.
— Но не как мужчина! — спокойно сказала она. — Смотри, Ермак! Разве я похожа на мужчину?
Она быстро расстегнула рубаху.
Люпин лежал за мёртвой лошадью и еле сдержал крик. «Что ты делаешь, доченька, — тихо простонал он. — Это не приведёт ни к чему хорошему...». Он вздохнул, взял новую стрелу и прицелился Ермаку в сердце.
Ермак широко открытыми глазами смотрел на ординарца. В последнем отблеске дня, в золотисто-красном свете заходящего солнца степь превратилась в пурпурный ковёр, такой же красивый, как и донская степь, прежде чем погрузиться в ночь, и сердце казака млело от любви к этой земле. В этом отблеске перед Ермаком обнажились полные груди, белая, бархатистая кожа, а между грудью висел медальон с крестом из перламутра.
— Кто ты? — спросил Ермак, еле шевеля языком. Стрела жгла ему руку, но вид тела девушки заглушал эту боль.
— Марина, дочь старосты из Новой Опочки. — Она застегнула рубаху и заправила её обратно в штаны. — Когда мы завоюем Сибирь, я стану Мушковой. — Она повернулась, взяла кинжал и, положив на обе ладони, протянула его Ермаку.
— А теперь убей меня, если так надо.
Как можно убить такую красоту? У кого поднимется рука, чтобы воткнуть кинжал в такую грудь? Кто сможет выстрелить в это тело? У Ермака не нашлось сил наказать Марину за то, что она девушка, а не парень, хотя все знали о его беспощадности к тем, кто не исполняет приказы.
— Идём в лагерь, — хриплым голосом сказал он, придерживая здоровой рукой раненую.
— Что будет с Мушковым? — спросила Марина.
Она заткнула кинжал обратно за пояс, взяла с мёртвой лошади красную папаху и надела её.
Недалеко от них, прижавшись к земле, за тушей убитой лошади лежал Люпин. Стоны раненых постепенно затихали. Они умирали, и никто не заботился о них. Те, кто мог ещё двигаться, ползли к реке или к своему лагерю, где казаки резали баранов, и огонь костров освещал ночь.
Священники из Успенского монастыря воздвигли большой алтарь, чтобы на следующее утро отпраздновать победу. Они отгородили для этого часть территории в виде большого четырёхугольника, воткнув в землю церковные хоругви.
Единственный человек, который отсутствовал во время строительства полевой церкви был, конечно же, священник Кулаков. Он праздновал победу по-своему... Семнадцать монгольских девиц! Он был поражён их чужестранной нежностью и опьяняющим искусством по-новому демонстрировать гибкие тела.
— Что за мужик, этот князь Таусан! — произнёс священник. — С таким-то гаремом у него ещё оставались силы держаться в седле! Потрясающе!
Ермак не ответил на вопрос Марины. Он опирался на её плечо; боль отдавалась уже в ноги.
— Надо найти Люпина! — сказал он, сделав нескольких неуверенных шагов. — Он лучше всех удалит стрелу!
— Что будет с Мушковым? — повторила вопрос Марина.
— Я подумаю об этом, посоветуюсь...
— Это не ответ, Ермак.
— Что ты хочешь услышать?
— Он твой друг и останется им!
— Он нарушил казачий закон и взял в поход женщину!
— Я стала его добычей, когда вы сожгли Новую Опочку!
— Он ничего не сказал. Лгал мне два года!
Ермак тяжело дышал, шаги замедлились и ноги еле тащились по траве. «Если стрела была отравлена, — подумал он, — я не дойду до лагеря. И даже Люпин бессилен против яда. Что будет с моими казаками? Сумеет ли Мушков повести их дальше в Мангазею? Он сильный, храбрый, но сможет ли возглавить войско? Для завоевания Сибири нужна не только сила, но и ум...»
— Он лгал, чтобы спасти меня! — сказала Марина. Она сняла руку Ермака с плеча и сделала два шага назад. Без поддержки Ермак зашатался и чуть не упал на колени. — Это преступление?