— Если хочешь, можешь ехать к Кучуму или к Маметкулю, — сказал Ермак после спектакля. — Мы лишь авангард! После нас Урал пересекут столько русских, что лодкам будет тесно на реках! И у всех в руках будет гром. Иди к Кучуму и скажи ему, что ему лучше покориться! Я не хочу кровопролития, если он не вынудит...
Князь Таусан был потрясён тем, что услышал и увидел.
Через три дня он поехал с оставшимися в живых всадниками вниз по Тоболу, увидел берег, где струги и плоты ждали продолжения похода, и отправился дальше к Маметкулю.
— А ты молодец! — сказал Мушков Ермаку в тот день. — У них от страха душа ушла в пятки...
— Пусть и другие боятся, — ответил Ермак и посмотрел на Мушкова пронизывающим взглядом. — Я тебе советовал умереть в бою?
— Это было невозможно, при всём желании, — усмехнулся Мушков. — Мы условились не говорить об этом, Ермак Тимофеевич.
— Речь не о Борисе, а о Марине!
Ермак ожидал, что Мушков побледнеет от ужаса, но ошибся. Иван спокойно посмотрел на друга.
— Марина мне всё рассказала, — наконец произнёс он, когда молчание стало невыносимым. — Но я понял это ещё раньше, когда ты с её помощью поднялся и коснулся груди — после того, как Люпин вырезал тебе стрелу из плеча, помнишь?
Он замолчал и поискал на лице Ермака хоть какое-то проявление чувств. Но его взгляд оставался холодным и непроницаемым. «Взгляд змеи», — подумал Мушков.
— Мы и впрямь должны поговорить об этом...
— О чем говорить? — мрачно спросил Ермак.
— Она не может оставаться твоим ординарцем.
— Почему? Что изменилось? Моего смелого и умного ординарца зовут Борисом.
— Она для тебя теперь тоже женщина, Ермак. Не будем врать друг другу.
— И это говоришь мне ты? Друг, который врал мне два года?
— Я сто раз хотел отправить Марину домой, но она не соглашалась.
— Может она так сильно привыкла ко мне, а? — злобно сказал Ермак. — Кто поймёт, что у женщины в голове? Разве они не самые загадочные существа на земле? Они нежно называют тебя по имени, ласкают тебя, а думают про другого! Покажи мне женщину, у которой нет двух душ... одна от Бога, другая от дьявола!
— Только не Марина!
— Ты уверен? — Ермак грубо рассмеялся. Он видел, что Мушков рассердился, а рассерженные люди часто забывают об осторожности...
— Она рассказала тебе, как предстала передо мной? Расстегнула рубаху и сказала: «Потрогай меня, убедись, что я не мужчина!» И когда я прикоснулся к ней, она вздохнула, закатила глаза и улыбнулась — и при этом не думала о тебе!
— Ты прикасался к ней? — спросил Мушков хрипло, почти беззвучно.
— Обеими руками!— Ермак поднял руки и сложил их в форме чаши. — В самый раз пришлись, а грудь у неё твёрдая и бархатная...
— Мне следовало бы убить тебя, Ермак, — задохнулся Мушков. — И убью, если это правда!
— Я не вру! — воскликнул Ермак. — Я обнимал Мариночку, и тут в меня попала эта проклятая стрела! Подумай сам, осёл! Попала бы стрела мне в руку, если бы я не держал её за грудь?
— Не называй её Мариночкой! — процедил сквозь зубы Мушков. Голова горела, пылающие волны ревности прокатывались по всему телу. — Она моя жена!
— Под вонючей лошадиной накидкой! На степной траве! Спарились, как мыши-полёвки! Она заслуживает дворец, и я внесу её на руках во дворец Кучума в Кашлыке, и положу на золотой диван! А потом Олег Васильевич нас обвенчает...
— Скорее она умрёт, — процедил сквозь зубы Мушков и удивился, что вообще сумел произнести эти слова.
— Она твоя добыча, ты сам так сказал. Ты забрал её из огня в Новой Опочке! — Ермак огляделся. Они стояли на берегу Тобола, вниз по реке лежали струги и плоты, охраняемые сотней. В нескольких шагах от них на береговом склоне лежала небольшая лодка, килем вверх. — Сколько лет мы знакомы, Мушков? — спросил Ермак.
— Лет двенадцать или пятнадцать, точно не могу сказать.
Он пошёл за Ермаком, который подошёл к лодке и достал из кармана три костяных кубика. Мушков пожал плечами.
— Мы всегда были друзьями, и если добыча была достаточно большой и желанной для обоих, что мы делали? Ну, скажи? — Ермак бросил кости на почти плоское дно лодки. — Разве мы когда-нибудь ссорились из-за добычи?
— Марина не золотая кружка или тюк с шёлковой тканью!
Мушков смахнул кубики в сторону.
— Мы три раза разыгрывали ногайскую принцессу, разве не помнишь? Это было на Каспии, и ты, сукин сын, всегда выигрывал! Разве я имел что-нибудь против? Честная добыча — честный выигрыш! Мушков, где твоя казацкая честь?
— Марина — не предмет для розыгрыша! — крикнул Иван. — Я люблю её! Она — моя жизнь!