— Сабли наголо и с криком через деревню! — сказал Мушков и выхватил саблю из ножен. — Они тогда не сдвинутся с места!
Они взмахнули саблями, привстали в стременах, пустили лошадей галопом и с пронзительным криком промчались через поселение.
Ни одно копьё не полетело им вслед, ни одной стрелы, никто из мужчин не поднял даже кулак. Остряки были рады, что всё ограничилось лишь криком. Немного подождав, не вернутся ли эти двое назад, они продолжили свои дела.
Спустя четыре часа через это же поселение проскакал третий незнакомец с двумя вьючными лошадьми. Старик остановился, и устало слез с седла. Казалось, что от усталости он едва способен стоять прямо.
— Здесь были два казака? — спросил он на остяцком языке, который немного выучил по дороге на Тобол.
— Да! — Остяки указали на запад. — Двое и ещё две лошади.
Старик поблагодарил, помахал рукой и поскакал дальше.
«Я еду по следу», — подумал он довольно.
Ещё через пять часов в поселении всё изменилось.
Шесть казаков с десятью вьючными лошадьми ворвались в него, избили жителей, разграбили хижины, а затем спросили:
— Проезжали здесь трое мужчин?
Остяки усердно закивали.
— Туда! — сказали они, указывая в степь, ведущую в безграничную даль. Там не было людей, по крайней мере, никто не знал, кто там жил. Жизнь закреплялась только там, где реки и лес...
Казаки посовещались и посчитали странным, что Мушков не поехал прямо на Урал. Но, видимо, так и было... Казаки умеют выбивать правду...
Когда они поняли, что остяки их обманули, то потеряли четыре часа. Ругаясь, они сделали крюк, вернулись к реке и поклялись сделать глаза каждого встречного узкоглазого круглыми.
Полдня отделяли Мушкова и Марину от шести казаков. Лишь двенадцать часов, но это огромное преимущество на просторах России и в ущельях Урала.
Тем временем большой флот Ермака плыл по Тоболу навстречу войску Маметкуля. Армия Кучума ждала его. Четырнадцать князей пришли ему на помощь. За ними лежала великое нечто, неоткрытая, неведомая земля, обширное пространство — леса и болота, тундра и реки, настолько широкие, что иногда не было видно противоположного берега. По озёрам этого неизвестного миру пространства можно было плыть многие дни, не встречая земли, но в той земле хватило бы места, чтобы поселить половину человечества, и каждый человек получил бы собственный участок земли.
Может ли армия из тысячи казаков завоевать такую огромную страну? С ружьями и тремя пушками? Со святыми хоругвями и священниками, сразу же устанавливающими крест в каждом завоёванном месте, с торговцами, тотчас начинающими торговать? Вступали когда-либо раньше в новый мир с такой отвагой?
У Ермака Тимофеевича не было выбора. С обозом, который Строгановы отправляли ему на Туру и Тобол, прибыли последние новости. Некоторое время назад царь прислал Строгановым свой указ:
«Приказываю немедленно вернуть Ермака и его товарищей обратно в Пермскую землю, чтобы они искупили свои преступления на Дону и на Волге. Их всех следует повесить!»
Сообщение дошло до флота на Тоболе и Кулаков прочитал его вслух.
— Итак, мы изгои! — сказал священник, возвращая письмо Ермаку. — Иначе и не могло быть! Царь никого не прощает!
— Он простит! — резко ответил Ермак. — Я положу к его ногам Сибирь. Ни один разбойник никогда не делал большего подарка своему преследователю. Вперёд, Олег Васильевич! В новый мир...
Он стоял под наполненным ветром парусом и, прищурившись, смотрел на берег. С обеих сторон быстрые всадники Маметкуля сопровождали струги и пускали град стрел, когда плот или лодка подходили достаточно близко к берегу.
— Мне нужно вернуться в Россию, пока я не состарился. Я должен убить Мушкова!
Глава одиннадцатая
На третий день пути Люпин догнал дочь.
Он не думал, что у него получится. Последние сто вёрст он бессильно сидел в седле, ухватившись за уздечку или конскую гриву, и предоставил лошади бежать самостоятельно. Все кости болели, тело горело изнутри, мир качался и дрожал перед глазами, но Люпин оставался в седле, зная, что никогда не сможет снова в него сесть, если спешится.
Однако дистанция с преследующими их шестью казаками уменьшалась, потому что, в отличие от Мушкова и Люпина, они, недолго думая, забирали в каждом поселении свежих лошадей и скакали быстрее, чем беглецы на своих измождённых, спотыкающихся лошадках.