— Остальные у тебя, брат? — Люпин пошатываясь шёл к церкви «Ещё десять шагов, — подумал он, — и я упаду. Я полностью разбит... Я уже не человек? Нормальный человек такую скачку не выдержит!»
— Они спят. — Священник показал на лежавших на полу казаков. — Разбудить?
— Нет-нет, пусть отдыхают. — Люпин пошатываясь подошёл к Мушкову и Марине, сел рядом с ними, взял чашку со сбитнем и миску с холодными щами, пил и ел, глядя на дочь. Она лежала рядом с Мушковым как ребёнок, ищущий защиты. Сколько же силы в этом нежном теле!
«Я снова рядом с ней, — радостно подумал Люпин, вытирая глаза и рот рукавом, не отрывая глаз от Марины. — Я снова рядом с ней...»
Ни одна жизнь не проходит напрасно, просто многие об этом не знают.
Затем он тоже улёгся на пол, потянулся, с кряхтением вздохнул и почти сразу же заснул.
Шестеро казаков-преследователей находились от них всего в четырёх часах езды.
Утром всех разбудил звон маленького колокола.
Священник дёргал за кожаный ремешок, с помощью которого приводил в движение колокол на крыше, в звоннице.
Люпин поднялся первым и, тихонько постанывая, потому что сон не освежил разбитые кости, доковылял до каменной печи и зачерпнул в глиняную чашку горячего чая. Остячка уже вернулась, помешивала овсяную кашу и недовольно, как и накануне вечером, поглядывала на казаков.
Затем проснулся Мушков, сел и громко сказал:
— Кто-нибудь может пнуть звонаря в зад?
Марина тоже проснулась, и и первым делом увидела Люпина, сидевшего у печки и потягивающего чай.
— Отец... — прошептала она. А затем чуть громче, вскочив и разведя руки: — Отец! Ты нашёл нас! Иван, он нас догнал!
— Кто? — спросил Мушков спросонья. — Догнал? — это слово сразу пробудило в нём боевой дух. — К оружию! — крикнул он, вскакивая на ноги. — Мариночка, спрячься! Я задержу их!
Он протёр глаза и увидел Люпина, спокойно пьющего чай. Остячка у плиты наполнила густой овсяной кашей неглубокие глиняные тарелки. От каши шёл пар, и вкусно пахло подслащённым молоком.
— Александр Григорьевич! — удивился Мушков.
Марина остановилась и опустила протянутые руки. «Я — Борис, — молнией пронеслось в голове. — Мужчина! Я не могу бросаться на шею другому мужчине!»
— Как... дела, отец? — спросила она, прижимая руку к дрожащему сердцу.
—У меня не осталось ни одной здоровой косточки. — Люпин зачерпнул кашу деревянной ложкой.
Остячка поставила на стол ещё три тарелки.
— Садитесь завтракать!
Небольшой колокол всё ещё звонил. Священникам нравится звон колоколов. Охотников в бревенчатой избе не было, они давно ушли в лес, лавка Строгановых с четырьмя чиновниками в такую рань была ещё закрыта.
Мушков и Марина сели за стол, но ничего не ели. От встречи с Люпиным они забыли о голоде.
— Ермак ищет нас? — тихо спросил Мушков.
Стоящий в углу поп бросил кожаный ремешок, трижды покашлял, сплюнул на пол и посмотрел в окно на ворота — не пришёл ли кто, чтобы торжественно начать день с молитвы. Но никто не появился.
— Когда я уходил, всё было спокойно, — так же тихо ответил Люпин. — Если я правильно подсчитал, мы должны опережать их часов на семь. — Он черпал ложкой кашу и вытирал усы рукавом. — Я скакал так, как никто никогда не скакал. Но теперь нам нужны новые лошади. На уставших мы не доберёмся до Урала.
—Здесь есть лошади! — прошептал Мушков. Священник стоял перед маленьким алтарём, состоящим из четырёх трогательных, наивно нарисованных икон, и проникновенно молился. — Они принадлежат церкви...
— Мушков! — предостерегающе произнёс Люпин.
— Что лучше, отец, украсть или сдохнуть?
— Опять дьявольский вопрос казака!
— В нашем-то положении, отец!
— Можно поговорить со священником по-хорошему.
— Разве церковь отдаст что-нибудь добровольно? Разве в здравом уме обменяет кто-нибудь хорошую вещь на плохую? Сам посуди, Александр Григорьевич!
Люпин вздохнул, допил остаток чая и с любовью посмотрел на Марину.
— Сделай это без меня... — сказал он тихо. — Я ничего не видел. В конце концов, я ведь диакон. Когда едем дальше?
— Диакон, но не настоящий, — широко улыбнулся Мушков.
— Посвящён и помазан самим епископом! — громко сказал Люпин. Он уже привык быть диаконом и обижался, когда вспоминали о чрезвычайных обстоятельствах его посвящения. Кроме того человек, так хорошо знакомый с Кулаковым, как Люпин, понимает: священник не всегда только стоит на коленях перед иконостасом и верит всему, о чём поёт, что проповедует и восхваляет. — Когда едем дальше?