— Вы ведь не рассказали это следователю? — полувопросительно сказал адвокат, и Катя замотала головой.
— Я решила рассказать об этом только на суде.
— Вы, Катя, правильно сделали, что не рассказали следователю о причинах покушения. И не пытайтесь рассказать на суде, если суд, конечно, состоится.
— Но разве суд не должен принять во внимание причину, по которой я решила ему отомстить? — посмотрела на него удивлённо Катя. — Разве это не снизит срок заключения?
— Нет, Катя, не снизит, а даже усугубит. Сейчас следствию неизвестен мотив вашего, гм… вернее, инкриминируемого вам нападения на Дерягина. Кроме того, имеет место вообще ряд спорных моментов, вызывающие вопросы без ответов. А рассказав об изнасиловании, вы подведёте основание под висящие в воздухе факты. Появится мотив преступления, который сейчас отсутствует.
— Но разве мотив мести преступнику за совершенное им преступление не оправдывает меня? Пусть хотя бы частично. Разве не снижает мою вину?
— Нет, деточка, не снижает, а наоборот, усугубляет. И позволяет инкриминировать вам попытку совершения умышленного, продуманного, спланированного и тщательно подготовленного убийства жестоким образом. А сейчас идёт речь о психической экспертизе, так как отсутствие мотивации вызывает сомнение в вашей вменяемости.
— Но разве он не совершил против меня не менее тяжкое преступление, искалечив мне жизнь?
— Вы не сможете доказать, что он вас изнасиловал, что вы сами не сели в машину, что вы не девица лёгкого поведения. У нас страна другая, не такая, как вы её видите или хотите видеть. И суд у нас как был советским, таким и остался. То есть, в том смысле, что самый "справедливый" в мире.
Мирский произнёс "справедливый" с такой интонацией, что стало понятным, что ожидать от такого суда ничего хорошего не стоит.
— Видите ли, Катя, — продолжал он, — в позиции представителей правоохранительных органов, ученых, в доводах суда преобладает мотив о провоцирующем поведении самой жертвы. Как утверждал один из так называемых ученых — философов на Международном семинаре по современной семье, семьдесят процентов изнасилований связаны с легкомысленными или провоцирующими действиями потерпевшей. Кроме того, юристами вводится еще и такое понятие, как "мнимое сопротивление". То есть, мол, женщина сопротивляется лишь из кокетства или набивает себе цену. Изнасилование считается одним из наиболее латентных или, иначе, скрытых, видов преступлений. Установить в ходе следствия, было ли совершено изнасилование или женщина по доброй воле пошла на половой акт, чрезвычайно сложно, свидетельские показания не могут отразить реальную картину. К тому же, в большинстве случаев их просто нет. Поэтому то, о чём вы мне рассказали, забудьте раз и навсегда. В камере вы никому не рассказывали об этой истории?
— Нет.
— Вот и хорошо. Ничего не было, и вы Дерягина никогда не видели и не знали. На него не покушались и вообще не имели понятие, о том, кто это такой.
— Но я подписала протокол допроса, что пыталась его убить!
— Это самооговор, — пренебрежительно махнул рукой Мирский. — На вас оказали психологическое давление. Сломали волю, и вы, как слабый человек, подписали бумагу, которую вам дали.
— Но меня опознали пять свидетелей. Правда, я не понимаю, как могли столько людей меня видеть.
— Девушка, не делайте мне так смешно! Если сейчас меня загримируют под Ленина и выпустят на улицу, тысячи людей узнают во мне вождя мирового пролетариата. И придётся доказывать им, что настоящий Ленин, как и прежде, лежит в Москве в Мавзолее, и никуда из — него не отлучался. Вас опознали в костюме цыганки, а побрейте меня, наденьте тот же костюм, меня тоже опознают. Кроме того, опознание проводилось не с несколькими подставными одновременно, а просто опозновали только вас.
— Они мотивировали это тем, что костюм цыганки только один и другого такого у них нет.
— Это их проблемы. Таким образом, свидетели опознали платье цыганки, но не вас. Необходимо было, чтобы свидетели составили портрет вашего лица до того, как было проведено опознание. То есть, имеет место грубое нарушение процессуального права. Повторить процесс опознания уже невозможно, так как на первом опознании свидетели уже запомнили ваше лицо. То есть, им внушили, что вы именно та цыганка, которую они видели. Но охранник схватил вас не в наряде цыганки, а в обычном вашем платье, в котором вы шли через двор. Так?
— Да.
— То есть, он схватил вас, потому что вы во дворе были одни, хотя это не факт. И ещё потому, что в подъезде, куда заскочил, он обнаружил сброшенный кем — то наряд цыганки. А если бы во дворе находилось в этот момент несколько женщин? Кого бы он схватил? Ближайшую к нему, дальнюю или ту, у кого ножки стройнее? И на этом строится версия покушения? А было ли вообще покушение? Может быть, это просто ловкий трюк, разыгранный в преддверие губернаторских выборов? Я именно так и понимаю — ловкий пиар — ход. Или есть доказательства, что это не так?
— Я не смогла объяснить следователю, что делала в подъезде…
— Катя, вы поправляли там сползший чулок. Вы же не могли это делать на виду у всех на улице?
Катя слушала его логически построения и удивлялась, как легко он разрушал обвинение, которое казалось ей полчаса назад непробиваемым.
— Я вам, Катюша, более того скажу. Вот такую фотографию мы показали свидетелям обвинения, и они опознали в ней ту самую цыганку.
Он показал Кате фотографию какой — то молодой женщины в таком же цыганском наряде, какой был у неё.
— Подобную фотографию показывали каждому свидетелю отдельно, при этом на каждой фотографии была совершенно другая женщина. И каждый свидетель опознал на своей фотографии преступницу. Все показания заверены нотариусом и на каждой фотографии стоит собственноручная подпись свидетеля.
— А кто эти женщины? — поразилась Катя.
— Понятия не имею. Это компьютерный коллаж. Костюм узнаёте?
— Костюм узнаю.
— И свидетели узнали.
— Борис Аркадьевич, так вас не Виктор Михайлович нанял? А кто?
— Вообще — то меня нанял, если можно так сказать, племянник моей жены. Вы его должны знать — это Антон.
— Антон? — поразилась Катя.
Эта новость была для неё неприятна. Если бы она знала это раньше, то никогда бы не рассказала Мирскому о том, что её изнасиловали. Теперь эта история станет известна Антону, и он никогда ей больше не позвонит и никогда больше с нею не встретится.
Но, с другой стороны, как она может на что — то рассчитывать, если сидит в следственном изоляторе по обвинению в покушении на убийство? Эта гамма чувств, видимо, отразилась на её лице, потому что Мирский накрыл своей ладонью её руку и мягко сказал:
— Катя, не отвлекайтесь на посторонние мысли. Давайте думать о делах.
Он пододвинул ей какой — то документ.
— Подпишите, пожалуйста, иск в суд на действия Лобова и взыскание с него и Дерягина двадцати миллионов рублей в качестве моральной компенсации.
— Лобов это кто? — удивилась Катя.
— Это охранник Дерягина. Ну, тот, кто вас задержал. А как же иначе? Мы строим правовое государство и не допустим, чтобы просто так хватали на улицах людей и тащили их в милицию, придумывая на ходу обвинения.
Мирский, улыбаясь, смотрел на изумлённую Катю поверх очков.
— А как же вы думали, Катюша? Мне ведь кто — то должен заплатить за труды? У вас денег явно нет. Антон тоже беден, как церковная крыса. Вот и приходится мне самому искать спонсоров, как сейчас модно говорить. А вот ещё одна бумага, в которой вы мне гарантируете пятьдесят процентов суммы, полученной в качестве моральной компенсации. И есть ещё один момент…
Мирский наклонился к Кате и прошептал ей на ухо:
— Судьям тоже надо жить, поэтому мы должны будем из этих денег отстегнуть и на справедливое правосудие.
Он рассмеялся, глядя на реакцию Кати, которая не могла придти в себя от изумления, и после подписи ею иска, сказал:
— Катюша, предположительно завтра мера пресечения будет вам изменена на подписку о невыезде. Так что наши дела не так уж плохи.