— Какая Серикова? Это я Серикова, а она Солдатенкова.
— Солдатенкова? А почему не Серикова? Ах да, я и забыл, что Серикова твоя девичья фамилия.
— Николай — то Солдатенков, а я Серикова. Я осталась на своей фамилии.
Она начала успокаиваться, но потом вдруг набросилась на Климова:
— Вы меня чуть до инфаркта не довели! Как так можно, не проверив, обвинять девочку в том, что она врёт! Она у меня никогда не врёт, и в детстве не врала!
— Ну, ладно, ладно! То в слёзы кидаешься, а то как разъяренная пантера. Сейчас позвоню, выясню.
Звонить ректору было неудобно, Климов не любил признавать свои ошибки, но и перед Надеждой тоже неудобно. Почти двадцать лет с ней работает и не знает, что у мужа другая фамилия. Он помнил, что через пару лет, после того, как Надя начала у него работать, она вышла замуж за парня с мебельной фабрики, но забыл, что осталась на своей фамилии. Климов набрал номер и недовольно посмотрел на Надежду Ивановну.
— У тебя тушь потекла. Иди, приведи себя в порядок. Устраиваешь здесь истерики!
— С вами инфаркт получишь, а не только в истерику впадёшь, — огрызнулась Надежда Ивановна, выходя из кабинета.
— Ладно, не хами начальнику! Распустил я тебя! — бросил ей вслед Климов, и в этот момент на другом конце линии взяли трубку.
— Здесь такое дело, — замялся Климов. — Меня забыли предупредить, что девочка сменила фамилию. Она оказывается теперь не Серикова, а Солдатенкова.
— Так, записал. Сейчас разыщем, — бодро ответил ректор.
— Ладно, готовьтесь. Приеду, посмотрю, чем администрация может помочь университету.
— Мы ждём вас, Семен Викторович, и очень надеемся на вашу помощь!
Ректор был сама любезность, и это вызывало у Климова отрицательную реакцию. По укоренившейся с советских времен привычке, Климов не доверял интеллектуалам и относился к ним пренебрежительно. Российская интеллигенция никогда не одобряла власть, одновременно вылизывая ей задницу. Поэтому он считал, что уважать интеллигенцию невозможно, но старался не проявлять это неуважение, тем более сейчас, когда кремлёвские пытаются с нею заигрывать. Он положил трубку и начал прикидывать, сколько можно отстегнуть университету из областного бюджета, имея в виду, что нужно и другим вузам тоже что — нибудь подкинуть. Когда бюджет как рванное одеяло — трудно его распределить.
Между тем, ректор снова вызвал Элеонору и поручил ей срочно отыскать Марину Солдатенкову.
— А, может быть, всё — таки Фатиму Нуряеву оставим? — осторожно спросила Элеонора. — Девочка уже выучила текст, хорошо держится на сцене, она раскована…
Закончить фразу она не успела и осеклась под взглядом ректора.
— Поняла, сейчас займусь, — сказала она и выскользнула из кабинета.
"Кто такая эта Солдатенкова? — думала она, идя в учебную часть. — Почему такая внезапная перемена? Может быть, отец Фатимы чем — то насолил шефу?".
Ознакомившись с личным делом Марины, Элеонора вообще ничего не поняла. Согласно анкете, отец Марины работает столяром на мебельной фабрике, а мать, как было записано, секретарь — референт в "госучреждении". "Что за бред такой: работает секретарём — референтом в госучреждении. Кто это пропустил? Какое госучреждение? У него что, названия нет?" — подумала Элеонора. Ей было ясно, что родители девочки звёзд с неба не хватают. Так почему же ректор настаивает на том, чтобы именно она приветствовала губернатора? Причем настаивает, несмотря на то, что он её не знает, иначе бы не спутал фамилию.
Элеонора нашла в деле девочки домашний номер телефона и позвонила ей.
— Марина? — строго спросила она и, услышав подтверждение, продолжила:
— Это звонят из учебной части университета. Вам необходимо завтра к десяти часам утра явиться в учебную часть. Просьба не опаздывать.
— А зачем? — испуганно спросила Марина.
— Завтра узнаете, — отрезала Элеонора, но, поняв, что девочка перепугана, сжалилась и добавила: — Не волнуйтесь, ничего страшного. Просто вам нужно будет принять участие в мероприятиях по поводу начала нового учебного года.
Утром Марина пришла в университет, одевшись попроще, потому что логично рассудила, что её, как первокурсницу, заставят убирать аудитории и красить стены. Однако в учебной части её послали к проректору и она, волнуясь, постучала в тяжёлую дверь кабинета. Сердце чуть ли не выскакивало из груди, когда, войдя в кабинет, она увидела сидящую за огромным столом строгую женщину.
— Заходи, — сказала Элеонора, осматривая входящую девочку. — Ты Солдатенкова? Марина?
Из — за волнения во рту у Марины пересохло, и она не смогла ответить, а только кивнула. "Да, очень разговорчивая девочка! Удачная находка для приветствия губернатора!" — мысленно усмехнулась Элеонора, но виду не подала.
— Проходи, садись. Мы тебя пригласили чтобы сообщить, что тебя выбрали для участия в мероприятиях по случаю начала учебного года. В наш университет обещал приехать губернатор Семен Викторович Климов и тебе поручается вручить ему букет цветов и произнести небольшую речь. Сумеешь?
"Будет номер, если она описается от страха, вручая букет!" — подумала Элеонора и улыбнулась этой мысли. Марина снова кивнула и почувствовала, как начинает успокаиваться. Она сама не понимала, почему так разволновалась, но тетка, сидящая за таким большим столом, наводила на неё необъяснимый страх.
— Кивать, я вижу, ты уже научилась. А говорить ещё не умеешь? — усмехнулась Элеонора.
Выбор ректора явно неудачен: с такой "бойкой" девочкой ничего не стоит осрамиться. А потом все шишки будут сыпаться на неё, на Элеонору, за то, что не сумела хорошо подготовить девочку к выступлению. Она критически оглядела Марину. Мордочка, вроде бы свежая, приятная, правда, не такая яркая, как у Фатимы. К фигурке претензий нет, только плохо, что припёрлась в джинсах и неясно, какие у неё ноги. Элеоноре стало досадно, что ректор заменил Фатиму, модельную, можно сказать девочку, на такое чучело.
— Вот тебе текст приветствия и к завтрашнему дню ты должна его выучить, — сказала Элеонора тоном, не допускающим возражений и протянула Марине бумажку с напечатанным текстом. — Завтра в это же время придёшь ко мне, и будем репетировать. Только приходи не в джинсах, а в платье. Но не в таком, которое ниже колен. Не коров доить идёшь!
Последнее замечание обидело Марину, но она не подала вида, молча кивнула и, пробормотав "до свидания", вышла из кабинета.
Она шла домой, злясь на себя за своё поведение. Конечно же, вела себя как дурочка и непонятно, почему так перепугалась. Тётка — проректорша, конечно же, очень неприятная, но так перепугаться, что слово сказать не смогла — это чересчур. Марина ругала себя за то, что такая трусиха, хотя никогда за собой подобного не замечала. Чего конкретно она боялась? Вроде бы и бояться нечего, а вот слова произнести не могла!
Дома она несколько раз прочитала текст приветствия, и он ей очень не понравился. Согласно тексту, она должна от имени студентов поздравить Климова и рассказать ему про то, как они его всё любят. Скорее всего, Климову это тоже не понравится, слишком уж льстили как — то в лоб и неуклюже. Хотя, может быть, так принято в этой среде? Она — то Климова знала с другой стороны.
На всякий случай Марина решила посоветоваться с Машей Федотовой и застала её дома, когда та уже собиралась выходить.
— Маришка, тебе чего? Только быстро, а то я уже должна бежать, — торопливо сказала Маша, последними мазками заканчивая макияж.
— Если спешишь, тогда не надо, это не срочно. Просто я хотела посоветовать с тобой насчет текста моего выступления.
— Выступления? А где ты собираешься выступать?
— Мне в университете поручили приветствовать Климова первого сентября, когда он приедет в университет.
— Вот как? Так ты там активисткой стала? — рассмеялась Маша. — Сама сочинила текст или в университете дали?
— Дали в университете.
— А, ну тогда не корректируй, а то наживёшь себе там врагов.
— Но текст — то какой — то глупый. И я тоже глупой буду выглядеть.
— Умных активистов не бывает. Любому начальству умные опасны, поэтому их всегда засовывают в задницу. Притом настолько глубоко, чтобы оттуда даже и не выглядывали. Извини, Маришка, я побежала, заходи вечерком.