Она чмокнула Марину в щёку и, выпроводив её, помчалась вниз по лестнице, а Марина задумчиво побрела в свою квартиру. Она подумала о том, что действительно ничего менять в тексте не нужно. Как посмотрит на это тётка — проректорша, если она напишет и выучит свой вариант приветствия?
Марина начала учить текст и репетировать перед зеркалом свою речь. Конечно, неудобно говорить Климову такие глупости, но он же должен понять, что это не она писала! Но как он изумится, когда она выйдет на сцену и будет его приветствовать! Марина представила себе изумлённое лицо Климова и расхохоталась. Он ведь думает, что она маленькая несмышленая дурочка, а она вдруг выходит на сцену с огромным букетом цветов и от имени всего университета его приветствует! Можно вручить ему букет и нагло при всех его расцеловать! Вот будет он в трансе! И поцелует его прямо в нос, как детстве, когда залазила ему на колени и пыталась поцеловать именно в нос. А он вертел головой, не давая ей это сделать.
Потом она начала размышлять о том, какая будет реакция у Мити Никонова, когда она с букетом цветов пойдёт к сцене. Надо обязательно сесть так, чтобы пройти мимо него и бросить в его сторону пренебрежительный взгляд. Она начала репетировать взгляд, которым окинет Митю, но взгляд получался злым, а он должен быть безразличным и пренебрежительным, чтобы Никонов сразу понял, что он ей совершено безразличен.
Интересно, а эта его телка Алёна где — нибудь учится? Хотя вряд ли, потому что, такие, как она, не учатся. Ноги раздвигать умеют и этого им вполне достаточно, больше ничему учиться не нужно. И что у него за мать такая, что поздно гулять по городу нельзя, а спать с девками — потаскушками можно!
Марина почувствовала, как в ней поднимается злость на эту девку и на Никонова. Чтобы отвлечься, она снова взяла бумажку с текстом приветствия и начала зубрить. Вечером, когда родители придут домой, она им ничего не расскажет, пусть её выступление увидят по телевизору — вот будет для них сюрприз! Пусть увидят, какая у них дочь! Вот только непонятно, почему выбрали именно её? Она специально в анкете туманно написала, что мать, мол, секретарша и работает в госучреждении, поэтому вряд ли в университете знали, что её мать работает с Климовым. Видимо, всё — таки, это случайность, притом приятная случайность, и Митька пожалеет, что предпочёл ей девицу лёгкого поведения.
Она наденет белую кофточку и новую коротенькую юбочку, которую на майские праздники подарила ей тётя Вера, жена Климова. Тётя Вера ей когда — то рассказывала, что всегда хотела иметь дочь, а у неё два сына, которым уже под тридцать и у них свои дети и тоже сыновья. Не везёт тёте Вере на девочек! Интересно, чем сейчас Митька занимается? Гуляет со своей потаскушкой или что — то охраняет? Возможно, он про свою работу охранником тоже врал? Марина вздохнула, снова взяла бумажку и начала зубрить текст, который совершенно не лез в голову.
Глава 27. Галину Афонину помещают в психдиспансер
Мельников опасался, что Толмачёв представляет интересы какой — то криминальной структуры, которая пытается захватить компанию, но успокоился, когда опознали похитителей Пети. Никакая структура не действовала бы через простых деревенских лохов, для таких задач у неё всегда найдутся компетентные отморозки. Совершенно ясно, что Толмачёв простой аферист и никого, кроме самого себя, не представляет. Поэтому его можно просто взять за шкирку, выбросить как щенка и забыть. Можно припугнуть, на всякий случай, чтобы не повадно было заниматься такими вещами, но особого интереса он уже не представляет.
А вот с Шевелевым и Агапкиным, пытавшимся похитить Яну, разобраться надо. Чьи интересы они представляют? На кого работают? Может быть, взять их в подвал и расколоть? Он не сомневался, что расколет их быстро, но что с ними делать потом? Как их потом заткнуть? Ведь они, будучи сотрудниками милиции, попытаются свести счёты, и будут всячески гадить. А может проще с ними разобраться Кудрявцеву? Хотя сейчас контора находится в таком положении, что только ленивый её не пинает, поэтому действовать придётся самому. Привлекать Самохина или Стаса к этой разборке не хотелось, так как осадок недоверия ещё оставался. Но с кем провести операцию?
Он вспомнил о Мите Никонове. Парень ему нравился — несуетливый, основательный и, что самое главное, имел на Шевелева большой зуб. Недолго думая, Мельников пригласил Митю проехаться с ним на машине и заодно переговорить о серьёзном деле.
— Митя, есть к тебе просьба помочь мне в одном деле, — сказал Мельников, когда они вырвались из города и помчались по южному шоссе. — Заодно ты поквитаешься со своим приятелем Шевелевым.
Митя заиграл желваками. У него уже появился условный рефлекс — услышав фамилию Шевелев, у него сжимались кулаки и челюсти.
— Нет проблем, помогу. Что надо делать?
— Я хочу отвезти Шевелева в лес и поспрашивать его насчёт того, кто ему поручил похитить Яночку. Ты мне поможешь?
— Неплохо бы при вопросах пересчитать ему ребра.
— Если он каких — то ребер не досчитается, я не буду возражать. Так как, поможешь?
— Готов быть счетчиком. До четырёх считать уже умею, а больше ребер ему не нужно. Два ребра с одной стороны, два с другой, вполне достаточно для нормальной жизни.
— Спорить не буду, в медицине понимаю мало, в смысле вообще ничего. Так что будем считать, что договорились. Операцию проведём в середине следующей недели, а завтра съезди, пожалуйста, в деревню и перевези Яночку к вам домой. В последней записке она написала, что очень хочет побывать у Алёны на дне рождения. С тобой поедет, на всякий случай, Окунев. Он вооружён и, в случае чего, вы сможете отбиться.
Мельников понимал, что захватить Шевелева будет непросто. Незаметно захватить на улице и затолкнуть в машину не удастся, поэтому надо придумать, как его куда — нибудь заманить. "А может не надо никуда заманивать, а посетить его ночью прямо на дому?" — пришла в голову простая мысль. Идея — то хорошая, но дома могла быть семья, и это явилось бы серьёзным препятствием. Ведь не устраивать пытки на глазах у жены. Да и лишние свидетели.
Приехав на работу, он прошёл к себе в кабинет и сразу же появился Самохин.
— Виктор, у нас бунт на корабле. Парни из охраны Афониной отказываются предоставлять рапорта о событиях за день.
— Как это отказываются? — удивился Мельников. — Раз отказываются, уволим и всё.
— Они заявляют, что, согласно распоряжению Галины, нынче подчиняются только Толмачеву.
— И что, есть письменный приказ?
— О приказе нечего не знаю, но думаю, что говорят правду. Им — то какой смысл так нагло врать?
Новость была неприятной, хотя это уже не имело особенного значения. Вчера Зоя внимательно ознакомилась с планом создания холдинга, внесла какие — то замечания, и Мельников сегодня вечером планировал вернуть план с исправлениями Кудрявцеву. К его удивлению, Зоя не очень удивилась сообщению о разговоре с Кудрявцевым по поводу холдинга. Как оказалось, Шевчук недавно при встрече с нею намекал на нечто подобное. Тогда Зоя отнеслась к его словам скептически, но, узнав от мужа подробности плана создания холдинга, была к этому уже психологически готова.
Поэтому будет подчиняться личная охрана Афониной ему или нет, Мельникова уже не волновало. Просто он их уволит и на этом бунт закончится. Но, почему — то, ни Афонина, ни Толмачёв не появлялись в офисе уже несколько дней, хотя её сожитель ещё позавчера должен был приступить к работе. Охранники Афониной служили основным источником информации о её делах, передвижениях и встречах, но теперь о ней ничего не было известно.
— Ладно, Олег, не хотят подчиняться, не надо. Каждый баран висит за свою ногу. Напиши мне докладную об их отказе выполнять свои служебные обязанности, и я подпишу у Зои приказ об их увольнении без выходного пособия.
— А почему этого козла, Толмачева, не видно? Он же должен уже, вроде бы, приступить к своим обязанностям. А до сих пор не появляется.