- Я в гимназию учусь, нам преподаватель по истории рассказывал! – возмущённо отозвалась Екатерина.
- А вот, вы! Она на секунду задумалась. Вот вы… читали Геродота?!
- Конечно, читал. И Геродота, и Аристофана, и Плиния. А также Гомера с Аристотелем. В переводе, конечно. Латыни и греческому, простите, не обучен. Даже Апулея читал «Золотой осёл».
- А, вы, Екатерина Степановна, читали Апулея?
Судя, по внезапно заалевшим щёчкам девушке, что-то она об этом древнеримском писателе слышала.
- А откуда, простой деревенский мальчик, вообще мог узнать о Геродоте? - тоненьким голоском, вступила в разговор, слегка позабытая нами двумя, Мальцева Елизавета Николаевна.
- На уроках второго класса церковно-приходской школы – честно-пречестно ответил я на вопрос – батюшка местный, нам на занятиях рассказывал.
Но, не выдержав вида удивлённых девиц, у которых глаза, чуть буквально не вылезли на лоб, добавил:
– Шучу я, а за правдой прячется Великая тайна.
Хых, обе барышни одновременно выдохнули воздух и гневно уставились на меня.
Фыф…. Затем, также почти одновременно, отвернулись, вздёрнув вверх носики.
- Елизавета Николаевна, а вы любите стихи? – решил я немного разрядить обстановку.
- Очень… особенно Пушкина.
- Сказки? Или любовную лирику?
- Люб… сказки!
- А ещё, мне Блок нравится «Стихи о прекрасной Даме», а из женщин – поэтесс, Зинаида Гиппиус.
- А, вы Сергей, стихи сами не пишите? – подчёркнуто нейтральным голосом, спросила меня Елизавета.
- Конечно, пишу.
- А, почитайте, нам.
- Ну, слушайте…- решил я немного похулиганить.
******
Не бродить, не мять в кустах багряных
Лебеды и не искать следа.
Со снопом волос твоих овсяных
Отоснилась ты мне навсегда.
С алым соком ягоды на коже,
Нежная, красивая, была.
На закат ты розовый похожа
И, как снег, лучиста и светла.
Зёрна глаз твоих осыпались, завяли,
Имя тонкое растаяло, как звук.
Но остался в складках смятой шали
Запах мёда от невинных рук.
В тихий час, когда заря на крыше,
Как котёнок, моет лапкой рот,
Говор кроткий о тебе я слышу
Водяных поющих с ветром сот.
Пусть порой мне шепчет синий вечер,
Что была ты песня и мечта,
Всё ж, кто выдумал твой гибкий стан и плечи —
К светлой тайне приложил уста.
Не бродить, не мять в кустах багряных
Лебеды и не искать следа.
Со снопом волос твоих овсяных
Отоснилась ты мне навсегда.
******
Девчонки, явно такого не ожидали. Они, как иногда писали в старых книгах, долго поражённо молчали.
- А это, правда, вы сами написали? Нарушила, наконец, молчание Елизавета.
- Нет, не я. Это мой будущий друг, великий русский поэт написал – Сергей Есенин.
- А почему, будущий? И, я про такого поэта не слышала.
Будущий, потому что, мы ещё не встретились. И стихи эти он, только в 1916 году напишет.
- Как в 1916 году? Да, вы смеетесь над нами.
- Или, опять скажите, что это Великая тайна?
- Да, именно так. Великая Тайна! – с серьёзным видом шепчу я, и мы все весело смеёмся.
- А откройте нам эту тайну, мы никому не скажем - скорчила умильную рожицу Елизавета.
- Не, могу, красавицы, ибо наш путь подошёл к концу.
Мы, и в правду, стояли уже у больших ворот, самого богатого купеческого дома в селе Брюханово.
- А пойдёмте с нами чай пить!
- Чай… с пряниками?
- С пряниками…с пряниками, а ещё с мёдом и сахаром!
- Звучит заманчиво… А, согласен!
- Только обещайте, что раскроете нам вашу Великую Тайну.
- Ну, всю раскрыть не обещаю… Разве что, кусочек…
- Ух,- рассерженно выдохнули девушки, но глаза их так и полыхали любопытством.
Глава 4
Галантно открыв калитку барышням, пропустил их вперёд. Пройдя мимо дома, вглубь двора, они провели меня к отдельно стоящей беседке, с большим круглым столом с точёными ножками. Вокруг стола были скамейки с сиденьями, собранные из тонких сантиметров по 5 реек, с такими же по рисунку точёными ножками, как у стола. Ну, прям как у меня дома, сам такие делал - умилился я. После чего девчонки упорхнули, типа распорядиться насчёт самовара. Ну, может по ещё каким личным делам.