Еще одна важная посредническая функция Ногайской Орды заключалась в том, что через ее территорию шли на север торговые караваны из узбекских ханств. Правительство и сибирские воеводы настороженно следили за контактами пришлых коммерсантов с сибирцами. Выше упоминалось, что власти опасались шпионажа в пользу Кучума. Всем был памятен трагический конец Ермака, которого заманили в татарскую засаду именно бухарские купцы (или некто сказавшийся посланцем от них), воззвав о помощи против Кучума, который будто бы не пропускает их к Искеру[160]. Кроме того, власти не желали, чтобы Кучум получал товары, продовольствие и лошадей и тем самым имел возможность продлевать свое беспокойное «казачество». В 1597 г. наместнику Тары было приказано запретить бухарцам торговать с изгнанным ханом, а против нарушителей посылать военные отряды[161]. Столь же враждебно русская администрация относилась и к сибирско-ногайским торговым связям. Ограничения в товарообмене делали непростую жизнь скитальцев-«кучумлян» еще более тяжелой. В 1597 г. (?) некий сибирский Байссит-мирза прислал в Москву грамоту, умоляя царя разрешить бухарским и ногайским купцам свободно торговать в Сибири, поскольку без них «мы все скудны»[162]. Впоследствии торговые караваны уже могли беспрепятственно перемещаться по сибирским уездам.
При давних, тесных и многообразных связях Ногайской Орды с Сибирским ханством было бы логичным ожидать участие некоторых мангытских аристократов в партизанской эпопее Кучума. Особенно это стало заметным в 1590-х годах, когда во главе Орды встал давний партнер Кучума Ураз-Мухаммед[163]. «Вокняжение» зятя давало хану призрачную надежду на военный союз против России. «А с нагаи есмя в соединенье, — писал он воеводам в 1597 г. (?), — и толко с обеих сторон станем, и княжая (воеводская. — В.Т.) казна шатнетца»[164], т. е. угрожал набегами и грабежами. Примерно с 1593 г. в воеводских отписках и царских наказах начинает фигурировать ногайский мирза с «нагайскими людьми», которые живут где-то «вверх по Иртышу» и представляют угрозу из-за возможности соединения с Кучумом. Причем упоминаются волости, которыми владеют Кучум и этот мирза[165] — неясно, совместно или порознь.
Постепенно в документах проясняется имя ногая — Али («Алей»). Его иногда путают с тезкой — сыном Кучума. На самом деле это был сын бия Ураз-Мухаммеда, в недалеком прошлом первым занимавшего новую должность ногайского тайбуги — удельного правителя над переселенцами из Сибири. В юго-западных районах бывшего Сибирского юрта и северо-восточных районах Ногайской Орды имелось некоторое пустынное пространство, которое Али смог занять вместе со своими улусниками, очевидно пользуясь расположением и разрешением «казачествующего» монарха. В 1598/99 г. верхотурским воеводам было велено выяснить, «где ныне Алей мурза с нагаи кочуют на котором месте, и сколко с мим наганских людей, и что его умышленье, и нет ли у него з бухарским ссылки, и не чаят ли от нево к сибирским х которым городом и на волости приходу… (т. е. набега. — В.Т.)»[166]. Возможно, в призрачном «послеермаковском» ханстве Кучума этот мирза занимал высшую аристократическую и военную должность беклербека.
В 1593/94 г. в его пользу поступал ясак с некоторых татарских волостей и селений, которые формально должны были относиться к новообразованному Тарскому уезду: Мерзлый городок, Кирпики, Тураш, Мал огородцы[167]. Через год владения Али в Юго-Западной Сибири расширились. В царском наказе тарскому воеводе Ф.Б. Елецкому цитируется отписка его предшественника на воеводстве, А.В. Елецкого, о том, что из Тары был послан отряд «воевати волостей: волость Чангулу, волость Лугуи, волость Любу, волость Келему, волость Тураш, волость Барабу, волость Кирпики. А те волости нам не служат и ясаку не давали… а были волости за Алеем мурзою нагайским»[168]. Все это — местности южнее Тары, по правому берегу Иртыша и далее на восток, в Обско-Иртышском междуречье. Охват «юрисдикции» Али таков, что создается впечатление, будто он контролировал большую часть Кучумова «казачьего ханства».
165
См., например: РГАДА. Ф. 214. Кн. 11. Л. З6об.;