А послы скозали[706]: «Мы де для тово прислоны[707] и нашему слову Девлет Гирей царевич и жена ево пове (Л. 39) рят». Послы ж говорили царевичю Абле: «Прошлого де году прислал ты г[708] Девлет Гирею царевичу и к матери своей и к жене своей косу свою. И оне тому не поверили да выбирали, ково послать к вам, много и выбрав, послали.
И царевич Абла, встав, послом поклонился, а говорил: «Спасибо вам, что вы меня пе покинули и приехоли[709] к царьскому величеству и били челом великому государю, чтоб с нами свидетца». И учал плакать. И приказал им, чтоб Девлет Гирей совсем был под великово государя руку тотчас и жену б мою з детми, не задержав, отпустил ко мне. Да спем[710] с себя зипун дорогилной ал поношен и дал послу Копланде да написал своею рукою пятно: «В нашей де земле это пятно во всем крепко, это де у нас словет тамга. И то б пятно государь пожаловал, велел отослать к матери моей да к Девлет Гирею да к жене моей». А то пятно подклеено под семи речьми[711]. Да бил челом государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии Абла царевич, чтоб государь пожаловал, велел мне быть где в ызбе, а не в тюрме, и по ево б великово государя милости мошно мне выйти куды погулять. Да послы говорили Абле царевичю: «Брату своему Тевке что приказываешь?» И Абла царевич им скозал[712], чтоб де был в крепости.
А Девлет Гирея царевича Абла царевич называет дядею. И в том ево допрашивали толмачи, что брат ли или дядя ему Девлет Гирей царевич. И царевич Абла скозал[713]: «Мне де Девлет Гирей царевич ныне дядя».
(Л. 40) Марта во 8 день, приехав в Каргополь и взяв у воеводы у Александра Аничкова пристава, ходили к царевичю Тевке, где он сидит. А пришел к царевичю Тевке, толмач говорил: «Прислали к великому государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии самодержцу брат твои Девлет Гирей царевич да Аблы царевича жена Чигипдар кия и ня послов своих Копланду да Ишея. И те послы били челом царьскому величеству, чтоб им видетца с вами, Тевкою царевичем и с Аблою царевичем. И царьское величество пожаловал, велел им с вами видетца. И с Аблою царевичем на Белеозере они уж виделись». А изговоря, послов к царевичю Тевке пустили.
И послы, пришед к царевичю Тевке, учели говорить: «Мать твоя Керехтел да брат Девлет Гирей царевич велели тебе челом ударить. Да приказывой[714] де к матери своей и к роду, што мне скозати[715]». И царевич Тевка им скозал[716]: «Матери моей и брату моему великоя челобитья».
Посол же Копланда говорил: «Под царьскую руку брату твоему быть ли?»
И царевич им скозал[717]: «К брату моему к Абле будет жена и дети, и государь ево пожалует. А у меня де жены и детей нет, и ко мне бы были мать моя да брат Девлет Гирей под государьскую высокую руку, и по них государь меня так же пожалует».
И послы поднесли царевичю: Копланда поднес ферези червчяты кутняные[718], и Ишей поднес рубашку безинную да порты да кушяк шелковой кизылбашской. Да говорили ему: «Приказывой[719] к матери своей и к брату, чтоб были (Л. 41) под государьскую высокую руку. А оне де тебя послушеют. А ты де у матери своей любимой сын, милее тебя нет». И царевич им скозал[720]: «Добро де, я тому рад, штоб меня не покинули».
Да государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии царевич Тевка бил челом, чтоб государь пожаловал, послов наших не велел задержать.
А приказывал с послы людям своим Саре Мергеню да Козяшю по челобитью: «А как дя[721] я был в своей земле, и вы люди были мои, служили мне. И вы ныне за что меня покинули, на государьское царево имя за что не едетя[722] ко мне? И вам бы ко мне быть и брата моево Девлет Гирея царевича и мать мою нагавариволи[723], чтоб ехоли[724] под царьскую высокую руку».
Да государю бил челом царевич Тевка, чтоб государь пожаловал, отпустить велел к матери моей и к брату моему Девлет Гирею уфинца Федора Тарбеева да уфинца ж толмача Василья Киржатцкова. А послом своим прикозал[725], чтоб мать моя и брат тех государевых послов слушали и ни в чем их не ослу шал ися и были б под государьскую высокую руку.
711
Тамга изображена на л. 42а. Однако это изображение, скорее всего, сделано не Аблаем, а Тауке, так как ниже в посольских материалах сказано, что через несколько месяцев уфимские посланники предъявили рисунок Аблая Девлет-Гирею (вместе с косой Тауке). О рисунке же, сделанном Тауке, более нигде не говорится. Полагаю, что именно он и остался в приказном архиве.