Кирзухи свернули с тропы, вяло, нехотя прохлюпали травой до комля старого дуба и застучали по нему подкованными носками, сбивая с подошв желтую тяжелую глину.
Нюська видела, как сбросили в машину мешки, бумажные рулоны, ящики, как вскочили в кузов три автоматчика — и полуторка, затарахтев, покатилась по рытвинам, лужам, разбрызгивая в обе стороны жижу.
Госпиталь кишел, как муравейник. То и дело подвозили раненых с передовой, отправляли «обработанных» тяжелораненных в глубокий тыл. Маскировали домики, копали в лесу землянки и щели, а после бомбовых и штурмовых налетов латали брезенты, ремонтировали, чинили, чистили полевые палатки. День и ночь стучали движки, горели огни в операционных.
Серым холодным утром в госпиталь привезли раненного в грудь старшего лейтенанта. Искаженными от боли черными глазами офицер уставился на склонившуюся над ним Червинскую, с усилием улыбнулся:
— А, доктор!.. Вот теперь-то ты, милая, доктор… А Топтыгин-то того, кроликом оказался…
Ольга похолодела. Только сейчас она узнала в раненом своего бывшего преследователя.
— Вам лучше помолчать. Сестра, что же вы стоите? Откройте рану!..
Червинская, избегая неотступно следовавших за ней выпуклых нагловатых и теперь глаз офицера, умышленно торопила сестру.
— А ты все хорошеешь, Оленька…
Обильный пот выступил на побледневшем, болезненно ухмыляющемся лице раненого. Червинская, стараясь не слышать болтовни, осмотрела, ощупала рану.
— На стол! Сестра, позовите санитаров!
Уже на операционном столе старший лейтенант спросил:
— Сестричка, кто резать будет?
— Хирург Червинская. Нехорошо вы с ней поступаете, товарищ старший лейтенант. Она женщина строгая…
— Строгая — это лучше. Ты-то, сестричка, строгая?
Вошла Червинская. В марлевой маске, держа перед собой руки.
— Даша, что вы возитесь! Время идет!
Санитары пристегнули ремнями к столу руки и ноги оперируемого, сестра придвинула к его подбородку, приподняла скатанный конец простыни.
— Сестрица, отодвинь простыню… Убери, говорят!.. Вот так, я на доктора смотреть буду.
— Вы мне мешаете, больной. Даша, тампон! Зажимы! — Ольга снова почувствовала на себе неотвязный, пристальный взгляд офицера. — Закройте лицо больному!
— Не смей! — Офицер поймал зубами марлю, рванул в сторону. — Убери, говорят!.. Ты, Оленька, не мудри… Ты свое делай, а я на тебя полюбуюсь… Я ведь правда люблю тебя, Оленька…
— Перестаньте!
— Люблю, слышишь? А после того… еще пуще. Вот при всех говорю…
— Замолчите!.. Или я позову подполковника!
— Не дело, товарищ старший лейтенант, — вступился за Червинскую санитар.
— Молчи, дед! Что ты в настоящей любви смыслишь!.. Оля, Оленька!.. Да скажи ж ты мне хоть одно слово!..
— Общий наркоз!
— Это что, усыплять? Нет уж, сестричка, дудки! А ну, брысь от меня с этой дрянью! Брысь, а то я те в морду плюну!.. — Раненый задергал головой, вырываясь из крепких рук санитаров, завертел, запрыгал всем корпусом, бередя рану.
— Прекратите! Даша, остановите кровь!.. Это хулиганство!.. Макар Иванович, сбегайте за подполковником!..
Офицера оставили в покое. Хлынувшая из раны кровь залила простыню, стол. Сестры спешно накладывали зажимы. Прибежал подполковник. Испуганно глянул на Червинскую, на раненого.
— Ты что бесишься, бабник? Ишь нашел место волю себе давать! Дарья, давай духи! Живо!
— Не дам!.. Пускай так меня режет! Уйди, гад, нос откушу!..
— Макар! Федор! Чего встали? Держи его, дьявола!.. — И сам навалился на ноги раненому, прижал к столу. — Ишь как его разобрало!
А тот продолжал кричать, рваться из сдавивших его со всех сторон дюжих рук… и успокоился, замер.
— Продолжайте, Червинская. Да другой раз не отрывайте по пустякам. Некогда мне тут свадьбами заниматься.
Ольга, вся горя от стыда и обиды, вернулась к столу.
Глава двадцать шестая
Уже давно кончился короткий ноябрьский день, когда колонна Рублева прошла Жигалово и теперь двинулась по только что расчищенной колхозниками узкой ледяной дороге. Ведущий колонну Николаев остановил свой ЗИС и, подождав следовавшие за ним машины, замахал с бруствера рукавами тулупа.
— В чем дело, дядя Егор? — выскочили из кабины водители.
— Дорога-то, глянь! И когда это успели сделать, а?
— А я думал, ты медведя придушил, дядя Егор! Из-за тебя в валенки снегу насыпал! — закричал один из водителей.
— Так ведь дорога-то! — гудел в свете фар восторженный Николаев. — Если так до Якутска пройдет, мы и за две недели докатим!