Житов поднялся на второй этаж старой деревянной гостиницы Северотранса, прошел в свою остывшую за день комнатушку. Неуютно, холодно, пусто. Три шага в ширину, шесть — в длину. Печь-плита, койка, стол — и вся обстановка. И одиноко. Убийственно одиноко! Ехал сюда, к черту на кулички, полный романтики, надежд на большое, нужное, интересное дело. Целый чемодан конспектов, книг, справочников привез. Зачем? Кому тут нужна его теория? Ни дела, ни товарищей. День на день похож, как две капли. Заявки, запчасти, наряды — осточертело!
Какой он технорук, если любой шофер его вокруг пальца водит! Технологом, конструктором, контролером — кем угодно, только отсюда, от ненужности, от насмешек!..
Жарко горят дрова: лиственничные, смолевые. Озорные белые, желтые, красные языки пламени так и пляшут, так и прыгают по поленьям. И им, видать, тесна топка: так и норовят вырваться из нее, хватить стерегущие их озябшие руки. Скачут, щелкают, стреляют дымками в колени, в лицо, лижут, рушат поленницу и бегут, как нашкодившие мальчишки. Шипят, хохочут над Житовым, зазывают: к нам, к нам! Охота вам все одному да одному — с тоски помереть можно! Не печальтесь, Евгений Павлович, не век же вам в Качуге пропадать; отработаете свое — опять в Москву возвернетесь. Этак и одичать можно. К нам, к нам! Приходите на Лену, не пожалеете. Да с вами любая пойдет, только схотите..
Не угасай, не уходи из памяти, Нюсин голос! Ты один наполняешь радостью забытую всеми душу…
Житов вздрогнул: где-то внизу мелодично пропел сигнал автомобильной сирены. Подбежал к окну, заглянул сквозь тонкую ледяную пленку. Так и есть: у подъезда на белом снегу расплылась черная тень перфильевской легковушки. Значит, начальство уже тут. Вот тебе и завтра! Конечно, Перфильев сдает дела, торопится в Москву. Утром обойдут гаражи, транзиты — и назад. Завтра им будет не до Житова, не до жалоб. Как же быть? А может, Позднякова еще нет? И приехал только Перфильев?..
Спокойно, Женька, спокойно! Прежде узнать у комендантши: кто приехал?.. Способ? Чайник! Обещала заменить чайник…
Житов, сдерживая волнение, снял с плиты закипающий чайник, не раздумывая вылил из него часть в умывальник, остаток в ведро и, подбросив поленьев в печь, вышел из номера.
Комендантши не было. Дочка ее, впустив Житова, сообщила:
— Маманя к начальству ушла. Скоро будет.
Житов присел на лавку. Комендантша не заставила себя ждать.
— Чайник принесли, Евгений Палыч? Вот ведь пропасть: кладовщика в Иркутск отправили, получать что-то… Возьмите покуда мой, а завтра уж обязательно…
— Кто приехал?
— Известно: Перфильев, Гордеев, а еще этот, новый…
— Поздняков?
— А кто ж его… Раз в «генеральскую» поместили, стало быть, он…
— Один он там… в «генеральской»?
— Один, Евгений Палыч, один. Ничего мужчина, приятный. Руки, правда, не подавал, а поздоровкался, спасибо сказал — все как должно. Да вы не заболели ли, Евгений Палыч?
— Нет, что вы! — испуганно возразил Житов. — Неужели похож на больного?
— С лица будто сменились, бледные…
— Мне, понимаете, обязательно надо Позднякова. И непременно сегодня.
— Так и ступайте! Чего ждать-то! Вы, какой ни есть, тоже начальник. Представитесь, об удовольствии спросите: всем ли довольны? Сидоров, когда ему, бывало, к Перфильеву надо, завсегда с этого приступал. Просить, поди, чего будете?
Житов улыбнулся простоте предложения комендантши, вынул из кармана заранее приготовленное заявление и решительно отправился к Позднякову.
Из-за обитой клеенкой двери «генеральской» отозвался на стук грубый голос:
— Входите!
А может быть, показалось, и голос был обычным начальническим баском? Житов рванул неподатливую дверь, нарочито медленно вошел в номер. У стола, глядя на Житова, стоял большой, крепко сложенный человек. Из-под сведенных, круто сломанных у висков бровей он смотрел на Житова огромными, в тени лампы, пожирающими глазами, черными, как сама бездна. Скорее не глаза, а зияющие провалы уставились на него, невольно попятившегося к порогу. Это длилось минуту, секунды, может быть, даже миг, пока, казалось, в безжизненной черноте не проявились белки, очертания разрезов, но сковавшее Житова первое ощущение не проходило.
— В чем дело, товарищ?
Только сейчас Житов пришел в себя и, спохватясь, протянул заявление Позднякову.
— Я к вам, товарищ Поздняков… С личной просьбой…
— Кто вы?
Спокойный, совсем не враждебный тон начальника управления окончательно взбодрил Житова. Он даже улыбнулся своей минутной растерянности и уже смело приблизился к Позднякову.