Выбрать главу

Уже понимая, что все дела, связанные с «политическими» арестами, с большой долей вероятности находятся в местных управлениях ФСБ, я написал запрос по месту ареста Александра – в УФСБ России по Саратовской области. К письму приложил копию листа из протокола допроса Вольдемара. Александр упоминался в нем в качестве брата, что доказывало мое родство с этим человеком. Остальные документы я уже предъявлял в саратовском УФСБ, когда побывал там лично.

Прошло чуть больше месяца – и в почтовом ящике лежал конверт: архивная справка и копии материалов дела Александра. Копии основательно «замаранные». Все фамилии, кроме фамилии Вагнер, были закрыты (стр. 70–79).

Логика «вымарывания» фамилий не ясна мне до сих пор. Видимо, степень «секретности» зависит от конкретного управления и сотрудников. Довольно часто я получал материалы с полностью открытыми данными, включая фамилии работников НКВД, – и это абсолютно правильно. Согласно законодательству об архивной работе, есть срок давности защиты персональных данных: любая информация, если ее не засекретили специально (решением комиссии), должна быть открыта по прошествии 75 лет. Но на практике так происходит далеко не всегда.

В деле Александра была закрыта фамилия второго подследственного. Как я понял, они были старыми друзьями, дружили около двадцати лет. Этот неизвестный друг работал врачом-окулистом в саратовской глазной клинике. В итоге его приговорили к высшей мере наказания – расстрелу, а Александр получил десять лет.

С неизвестным «подельником» они подружились еще в селе Красный Яр, где Александр Вагнер с женой жили до переезда в Саратов. В Красном Яре Александр тоже работал учителем. На форуме Wolgadeutsche.net (этот форум – очень полезный источник информации для всех, кто интересуется историей поволжских немцев, и место общения увлеченных и отзывчивых людей)[12] мне удалось найти фотографию учеников сельской школы, сделанную в 1928/29 учебном году. В центре снимка – Александр.

Что я узнал, прочитав дело? К моменту ареста Александр уже десять лет жил в Саратове, работал директором и преподавателем немецкого языка в немецкой школе на Дегтярной площади. Его общий учительский стаж составлял 82 года. Помимо учительства занимался музыкой, был дирижером народного оркестра.

Женат он был на Марии Давыдовне, в девичестве носившей фамилию Эмих. Она была младше его на двенадцать лет и тоже работала учителем в школе. Детей у них не было.

Судя по материалам допросов, дома у Александра и Марии часто собирались друзья и коллеги. Играли в шахматы, слушали радио, говорили на различные темы, обсуждали обстановку в стране. Следователь НКВД, который вел дело, превратил эти посиделки в своих протоколах в «антисоветскую фашистскую повстанческую группу».

Меня поразила «театральность» первого допроса Александра. Будто некий ритуал, от которого нельзя на шаг отойти. Потом – с незначительными вариациями – я встречал такое и в других делах. Единственный вопрос: «Вы арестованы за контрреволюционную деятельность. Признаете вы себя в этом виновным?» Ответ: «Нет, не признаю». Допрос окончен. Позже на лекции сотрудников проекта «Открытый список» я услышал интересный пример. Встретив один из протоколов подобных допросов в Государственном архиве РФ, исследователи обратили внимание на указанное в документе время: допрос начался около полуночи и закончился в районе четырех часов утра. Можно себе представить, что могло скрываться за этой парой коротких строк.

Александр быстро сдался. В деле есть два «чистосердечных признания», в которых он раскаивается в своих антисоветских взглядах и говорит, что «к своему стыду и позору, в последние годы поддался антисоветским настроениям» и теперь ему стало ясно, что он «встал на путь фашистов». Полтора года спустя мне удалось найти и получить в собственность его фотографию периода следствия, сделанную в тюрьме № 2 города Саратова, – и я понял все об этих признаниях. С казенной фотокарточки «анфас-профиль» на меня смотрел старый, осунувшийся и измученный человек. Когда Александра арестовали, ему исполнился уже 51 год. Жена в многочисленных запросах и прошениях писала, что он сильно болен. Неудивительно, что в ужасающих условиях тюрьмы его хватило ненадолго. Он был обычным человеком, который вряд ли мог себе представить, что когда-то окажется в подобной ситуации. Обычный человек не должен быть героем. Не должен быть готов к борьбе за трезвый рассудок в условиях голода, грязи и постоянного унижения человеческого достоинства. Это все – удел людей, сознательно идущих на риск, пестующих в себе эти качества задолго до того, как они могут понадобиться. Престарелый учитель и музыкант Александр таким не был.

вернуться

12

Geschichte derWolgadeutschen – http://wolgadeutsche.net/