- Вы уже сказали.
- Это так, по-дружески. Вы заставили. А вообще-то неприятностей я предпочитаю избегать. И тому, что замечаю, обычно удивляюсь молча. Иногда улыбаюсь, как Гяво. Только она не может говорить. Она онемела в девятьсот пятнадцатом году. А я не немой, я просто не хочу говорить.
- Это плохо, - сказал Симонян.
- Возможно. Но я давно пришел к выводу, что от разговоров одни неприятности. Стоит заговорить о каком-нибудь недостатке, и тебя уже готовы четвертовать. И знаете, чем мотивируют?..
- Чем же? - улыбнулся Симонян.
- "Для нас это не характерно",- говорят они. Не характерно,- значит, ты извращаешь истинное положение вещей. А если ты извращаешь истину... Понимаете, куда это может завести? Следовательно, лучше молчать.
- Ну, дорогой мой, песня у вас старовата. Сейчас ведь шестидесятые годы.
Я промолчал.
Симонян тоже. Потом, резко повернувшись ко мне, спросил:
- Вы бы не согласились работать вожатым в одной из наших районных школ?
- Уйти из института?
- Нет, почему же?.. Сейчас многие работают в школах. Сегодня два аппаратчика просились. Я сам в свое время был пионерским вожаком.
- Я не могу...
- Вы будете им хорошим товарищем. Только представьте, что...
- Но у меня нет свободного времени, - сказал я. - Наверняка найдутся подходящие люди. А я не могу. Извините.
- Ну, что делать? - пожал плечами секретарь.- Коли нет времени...
Я опять оказался в полутемном, скучном коридоре. И вдруг подумал, что, может, иногда стоит и отказаться от своей формулы жизни?..
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Я обедал не спеша. Асмик то и дело поглядывала на часы.
- Ты куда-нибудь собираешься? - поинтересовался я.
- Нет, Отставив тарелку, поискал в карманах сигареты, - Опять дыму напустишь, - недовольно посетовала Асмик. - Каждый раз выкидываешь что-нибудь новое.
"А ты хочешь, чтобы монополия на это принадлежала одной тебе?" - едва не вырвалось у меня. Но я твердо решил больше не вспоминать старой истории.
Сунув обгоревшую спичку обратно в коробок, я вспомнил, что надо купить пепельницу. Не то опять придется стряхивать пепел в тарелку, и тогда уж недовольство Асмик будет вполне обоснованным.
Но она не стала дожидаться, пока дойдет до этого, быстренько убрала со стола и включила телевизор.
- До кинофильма еще много времени,- отметил я.
Она достала из шкафа школьную тетрадку и кинула на стол. Раздражающе застрекотал телевизор. Асмик уселась за стол и улыбнулась мне.
- Наши девушки хотят с тобой познакомиться, - как бы между прочим проговорил я, поискав глазами, куда бы стряхнуть пепел.
- Какие девушки? - поинтересовалась Лсмик, - Из нашей лаборатории. Даже приглашали на концерт Гоар Гаспарян.
- Что же ты не пошел? - небрежно бросила Асмик.
Я растерялся.
- Ну, как так?.. А ты?
- Неужто они и меня пригласили?
- Конечно!..
После небольшой паузы в комнате зазвучал замечательный вальс из кинофильма "Мост Ватерлоо". Я знаю этот вальс еще с детства. Бабушка моя была протестанткой, хотя в молодости и не верила в бога. Состарившись, тикин Нурица Аджи-Гаспарян, некогда светская дама, решила, что это весьма удобно верить в бога, который где-то в небесах, столь далекий, сколь и безопасный. Сиживая по утрам на балконе, она дребезжащим голосом рьяно гнусавила молитвы. Мне особенно запомнилась одна из ее мелодий. По-моему, именно она была позднее использована англичанами для вальса к их кинофильму...
- Я отказался от концерта, но обещал при первой же возможности вас познакомить.
- Меня такие знакомства не интересуют.
На голубом экране появились двое.
- А какие интересуют? - спросил я и кинул окурок сигареты в форточку.
- Не мешай мне,- отмахнувшись, сказала Асмик.
- А что ты делаешь? Чему я мешаю?
- Ах да! Ты ведь еще не знаешь. Занимаюсь английским. По телевидению. Сегодня третий урок. Не мешай, ладно? Поди пока к Вагану. Он сегодня уже несколько раз тебя спрашивал. Пока вы будете пить кофе, урок кончится.
Я вышел из комнаты.
На кухне Ваган мыл посуду. Это было для меня ново и немного странно.
- А тебе даже идет,- съехидничал я.-Уйди с завода, наймись в судомойки. В какой-нибудь ресторан.
- Последний месяц, - сказал он. - Понимаешь?
- Нет, я серьезно. Тебе очень идет этот фартук.
- Сейчас Арус не должна делать ничего тяжелого,сказал Ваган. - Врачи так велят.
Он втолковывал мне это терпеливо и вовсе не сердясь.
Я поднялся. Как-то вдруг расхотелось дурачиться, и даже, наоборот, в душе заскреблась зависть к нему.
Да, да. Я завидовал Вагану.
А он, ополоснув тарелки, выстроил их на сушилке, вытер мокрые руки и сказал:
- Выпьем по чашечке?
Ваган снял фартук, повесил его на гвоздь.
- Выпьем, - согласился я.- Но с условием: чашки изпод кофе мыть буду я.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
- Знаешь, за что мы получаем зарплату? - спросила Седа. И, не дожидаясь ответа, продолжала: - Чтобы в конце года выдать некую цифру, необходимый показатель.
Я не оспорил ее мнения и не согласился с ним. Просто промолчал.
- И если удастся с грехом пополам "натянуть" этот показатель, то уже никто не говорит, что, мол, оставьте-ка вы эти цифры в стороне и ответьте, почему не выполнен заказ большого завода...
- Скоро начнем мои опыты, - словно бы не слушая ее, проговорил я.- Ты не изменила решения? Будешь помогать?
- У нас нет даже обыкновенного холодильника, - сказала Седа.- А помнишь, заместитель директора из двухсотлитрового полнехонького баллона отпустил вместо ста кубиков только восемьдесят? И еще уговаривал поставить опыт на восьмидесяти, а расчеты вести на сто. Химии не знает. И нас это не беспокоит. Кстати, и никого не беспокоит.
- Ты, я вижу, совсем отказалась от мысли работать, вместе, разочарованно заметил я.
- Я?.. Я не отказалась. Но какой из этого будет толк? Чем больше мы сейчас настроимся, тем сильнее будет разочарование потом.
- Напрасно ты распаляешься, Седа, - усталым голосом сказал я.Напрасно.
- Скажи, а почему ты все молчишь? - Седа повысила голос. Я тревожно огляделся. Мы были одни в лаборатории.Отдаешь ли ты хотя бы себе отчет, за что мы получаем зарплату?
- Вот не думал, что ты такая злюка, Седа, - признался я.
Лицо ее горело, грудь беспокойно вздымалась под белым халатом.
- Нет у меня таких способностей, чтобы думать о новом и более выгодном методе получения полимеров, - сказала она, сев на белый табурет.- Знаешь, сколько лет я работаю в этой лаборатории? И у меня ни разу даже не мелькнула мысль сделать или хотя бы подумать над чем-нибудь таким, что от меня не требуется! Наверное, потому, что у меня нет фантазии, может быть, смелости, а точнее, нет способностей.
Я засунул руки в карманы халата и стал ходить взад и вперед между столиками. И неожиданно подумал, что эту привычку, вероятно, унаследовал от химика Акопа Терзяна. И улыбнулся.
- Что ты смеешься? - еще пуще распалилась Седа.
- Я не смеюсь, улыбаюсь.
- Ты вечно улыбаешься и никогда не возмущаешься, не беспокоишься. Так жить невозможно, - сказала Седа.
- Почему же?.. Возможно.
- И ты всегда так жил?..
Я не ответил.
- Так жить невозможно, - повторила Седа. - Больше невозможно.
- Нам нужен жидкий азот,- сказал я.-Сможем достать?
- Ты окончательно отказался от лучей? - спросила Седа.