В руку мёртвой Лючии Джилиоло вложил ключ и быстро покинул осквернённую им усыпальницу.
Проснувшись поутру, он был немало удивлён тем, что настоятельница не прислала за ним ризничего. Лишь позднее он узнал, что старик упал в обморок на пороге подземного хранилища. Лициния отправилась его разыскивать и тоже лишилась чувств при взгляде на жуткую картину за решёткой склепа. Джилиоло нашёл обоих простёртыми на полу и с немалым трудом привёл в чувство.
Лициния весь день не могла вымолвить ни слова, настолько велик был её ужас. Только к следующему утру она пришла в себя. Со слезами она упросила брата спуститься в подвал, вырвать тело несчастной Лючии из лап демонов и окропить усыпальницу святой водой. Вместе с Джилиоло она отправила туда трясущегося от страха ризничего.
Коварный монах мог торжествовать победу: Лициния была убеждена, что в склепе поселились бесы, которые похищают молодых девушек, чтобы убить их с неслыханной жестокостью. Отныне все обитательницы монастыря с утра и до позднего вечера должны были читать молитвы, охраняющие от бесов, а ризничий чуть ли не ежечасно отправлялся кропить решётку склепа святой водой. Не довольствуясь этим, Лициния приказала повесить на дверь усыпальницы сразу пять новых крепких замков, наложила на них собственную печать и скрепила для верности подходящей молитвой. Все ключи от них она забрала себе и не расставалась с ними даже во время сна.
Теперь главным предметом её забот сделалось сохранение тайны. О происшествиях в монастырском склепе знали только три человека: она, ризничий и Джилиоло. Ризничий не имел обыкновения покидать святую обитель и с мирянами не общался, так что за него можно было не беспокоиться. Джилиоло дал сестре клятву молчать. Монашки же ни о чём не догадывались, хотя и были встревожены странным недомоганием настоятельницы и постоянно испуганным выражением на её лице. По поводу Лючии им было сказано, что она тяжело заболела и её отправили на лечение в другой монастырь.
На сей раз Джилиоло воздерживался от соитий целых три дня. Но к вечеру четвёртого похотливая плоть вынудила его отправиться в ту часть обители, где находились кельи монашек. Он шёл, машинально перебирая чётки и размышляя, кого бы из монашек осчастливить на этот раз - Клару, Николину или, может быть, Лауренсию?...
Внезапно он остановился. В глубине сумеречного коридора он узрел нечто такое, что заставило его вскрикнуть от изумления. У стены, на которую из зарешёченного оконца падал последний багряный луч, стояла, скромно потупив взор, юная Бьянка в одежде послушницы. Джилиоло мгновенно узнал её нежное личико и золотые кудри, выбивавшиеся из-под надвинутого капюшона!
В последний раз Джилиоло видел её месяц назад во время своего краткого приезда в Анкону. Именно такой запомнилась ему Бьянка, когда он посетил богатый дом её матери, донны Мауриции. Бьянка считалась лучшей невестой в городе. К ней сваталось множество знатных анконцев, сам граф Бальдино просил её руку для своего сына, юного Аверардо. Но донна Мауриция покуда не объявляла своего решения относительно замужества дочери, и к этому её всячески склонял Джилиоло, у которого были свои виды на юную девушку. Распутный монах убеждал почтенную донну, что Бьянка должна посвятить себя Богу и удалиться в монастырь. Задачу Джилиоло облегчало то, что на тайной исповеди донна открылась ему в своём давнем прегрешении, которое случилось с ней ещё во времена её молодости. Заезжий художник вскружил ей голову и она чуть было не изменила с ним своему законному супругу, отцу Бьянки. Донна Мауриция просила Джилиоло назначить ей какую-нибудь епитимью, но монах сокрушённо качал головой, давая понять, что грех слишком тяжек, чтобы можно было отделаться простым отпущением или епитимьей. Донна Мауриция должна принести искупительную жертву Богу, и этой жертвой должна стать её дочь. В конце концов набожная донна согласилась с его увещаниями, сказав, что она смиренная раба Божия и сделает всё, что требует от неё Всевышний. В тот день за обедом у донны Мауриции Джилиоло ел жареную телятину и украдкой поглядывал на золотоволосую Бьянку, скромно сидевшую с вышиваньем. По телу его прокатывалась сладостная истома, когда он воображал девушку в его уединённой келье, испуганную, с глазами, полными слёз. Там, за высокими стенами древней обители, отрезанная от всего мира, она не посмеет воспротивиться его домогательствам...