— Он приезжал сюда, чтобы сделать операцию у нашего лучшего специалиста, и теперь возвращается домой. Повязку можно будет снять не раньше, чем через месяц. Профессор Маргутье — настоящий волшебник!
В голосе врача звучали нотки восхищения. Полицейский, который, как и всякий добрый француз, был немного шовинистом, кивнул в знак одобрения и снова повернулся к Жанне:
— Вы тоже гражданка США? Но ваш акцент…
Она одарила его улыбкой, заставившей дрогнуть черствое сердце стража порядка.
— Нет, я парижанка. Вот мой паспорт. Я бегло говорю по-английски, и мне поручили сопровождать больного.
— Вижу, — пробормотал чиновник, быстро пролистывая бумаги. — Что ж, нам остается только пожелать вам счастливого пути. Наверное, его лучше подвезти на машине прямо к трапу…
Врач уже возвращал жене Альдо фальшивые документы больного.
— Я распорядился, — сказал он. — Извините за беспокойство и спасибо за понимание, господа.
Полицейские отдали честь. Прежде, чем исчезнуть, инспектор подошел к Мушу и обратился к нему по-английски:
— До свидания, сэр! Доброго вам здоровья!
— До свидания, — ответил тот, причем нижняя половина его лица ни на секунду не выдала страшного нервного напряжения. — Спасибо за ваши пожелания.
Выйдя из медпункта, полицейские прошли мимо Берлинца и Терезы, которые едва сдержали вздох облегчения. Идея Сальваторе сработала! Старый авантюрист еще раз доказал, что по части выдумок с ним никому не сравниться. Дойдя до двери, супруги условным сигналом дали знать о происходящем Альдо, после чего поднялись на эскалаторе и присоединились к главе клана. Тем временем санитары помогали Жанне подвезти Муша к «Боингу».
После получения виз пассажиры ожидали посадки в специально отведенном зале. Посторонним вход туда был запрещен. Всякий, кто проходил предполетные формальности, становился неприкосновенным. Одни пассажиры готовились погрузиться в сон. Другие явно боялись предстоящего полета, и это было видно по озабоченному выражению их лиц. Сидевшая в углу молодая мать кормила грудью своего младенца. Юный араб, похожий в своем черно-белом одеянии на Валентино в «Сыне шейха»,[14] молчаливо курил. Его несколько заносчивый вид сочетался с непередаваемой грациозностью движений. Расположившийся напротив него толстяк жаловался по-голландски, что его заставили заплатить за багаж дополнительную пошлину. Члены семейства Маналезе делали вид, что незнакомы друг с другом. Старик держался рядом с Джеком. Тереза надела модные очки, чтобы ее сходство с отцом не бросалось в глаза, и продолжала ворковать с Берлинцем. Очки, правда, черепаховые, были и на Альдо. Воплощение корректности, он погрузился в решение кроссворда.
В другом конце зала Серджо пытался заигрывать с похожей на английского пупса юной красоткой, скучавшей под охраной цербера женского пола с пронзительным взглядом. Однако юного денди это нисколько не смущало. Стоя рядом с симпатичной малышкой, он щекотал ей шею газетой. Девушка в почти ничего не скрывавшей мини-юбке хихикала, а цербер бросал на Серджо убийственные взоры, на которые тот, впрочем, не обращал ни малейшего внимания. Чтобы призвать своего отпрыска к порядку, Сальваторе пришлось несколько раз кашлянуть. Время явно не подходило для того, чтобы устраивать скандал из-за девчонки. Ох уж эти юнцы! Вечно они куда-то лезут. На них обязательно нужно прикрикнуть. Серджо покосился на отца и послушно ретировался. Впрочем, недалеко. Он все время держал английского пупса под прицелом своих блестящих глаз.
У дверей аэропорта затормозили два автобуса, и стюардесса из «Панамерикэн» объявила по-английски:
— Пассажиры, отправляющиеся в Нью-Йорк! С красными билетами, пожалуйста, проходите здесь. С зелеными — с другой стороны.
Пока она повторяла приглашение по-французски, Сальваторе и Джек подошли к указанной двери. Остальные пассажиры направились к выходу туристического класса.
Короткая поездка в автобусе — и Сальваторе с Джеком вошли в салон первого класса. Сицилиец отдал стюардессе шляпу и пальто, но остался в перчатках и с чемоданчиком. Американец последовал его примеру. Старику хватило одного взгляда, чтобы уяснить себе и внутреннее устройство самолета, и расположение пассажиров. Муш и Жанна сидели справа в первом ряду. За ними виднелась тесная группа обсуждавших свои проблемы ювелиров. Одинокий и все такой же надменный нефтяной принц курил рядом с недовольным голландцем. Сальваторе позволил проводить себя в конец салона. По пути он засек двух полицейских в штатском, хотя ничем особым они не выделялись. Однако переодевание не помогло им скрыть характерных физиономий и грубых подбородков.
После нового ожидания, объявлений стюардессы и приветствия командира корабля пассажиры пристегнули ремни, погасили сигареты и принялись сосать леденцы, предложенные им щедрой авиакомпанией. Турбореактивные двигатели наполнили воздух диким ревом, и чудовище медленно поползло к взлетной полосе. Четверть часа спустя все 140 тонн его веса, в том числе 180 пассажиров, уже плыли в испещренном звездами бледно-синем небе. Жанна отстегивала ремень Муша, когда к ним подошла стюардесса, хорошенькая зеленоглазая блондинка.
— Может быть, принести ему что-нибудь выпить?
— Спасибо, не надо, — отказалась Жанна. — Главное для него — покой. Но я не отказалась бы от виски.
Блондинка удалилась. Муш, чувствовавший телом тепло затянутого в нейлон бедра жены Альдо, проворчал:
— Кто вам позволил решать за меня, хочу я пить или нет?
Она склонилась над ним и, делая вид, что усаживает его поудобнее, прошептала:
— Это моя месть. Я все еще вас хочу.
— Прекратите. Мы больше не увидимся. Вы вернетесь во Францию, я нет.
Он говорил сухо и по-французски, так что ей пришлось напомнить:
— Не забывайте, вы знаете только английский.
Он чувствовал дразнящий запах ее духов и близость ее рта.
— Берегитесь, чтобы ваш свекор ничего не заметил, — процедил он сквозь зубы. — Да отодвиньтесь же, Бога ради. Вы что, с ума сошли?
Не обращая внимания на слова Муша, она продолжала прижиматься и откровенно поглаживать его ляжку.
— Вы разожгли во мне огонь!
Он вцепился в трость. По телу Жанны пробежала дрожь удовольствия.
— Я буду часто вспоминать вас, — проговорила она. — И наш сарай, и грозу… А вы?
— Дерьмо!
Рокот двигателей, работавших на полную мощность, заглушил ее смешок. Муш повернулся к ней, но повязка на глазах лишала его лицо всякого выражения. Она снова засмеялась, на этот раз над его временной беспомощностью.
— Вам хотелось бы сделать мне больно, правда?
Он открыл рот. Его короткие усы топорщились от гнева.
— Заткнитесь же, черт побери!
Она ногтями вцепилась ему в руку сквозь ткань пиджака.
— Мне нравится твоя ярость.
— Дьявол!
Он едва не сорвался на крик. Ее возбуждение находило выход в смехе. Однако ей пришлось успокоиться, когда подошедшая стюардесса раздвинула перед ней столик, на который стюард в белоснежной куртке водрузил рюмку «Лонг Джон». Подождав, пока он уйдет, Жанна прошептала:
— Твое здоровье!
Он отвернулся, так что виден был только его профиль, перечеркнутый повязкой. Отпив глоток, она заметила, что Сальваторе в обществе Джека направляется к бару для пассажиров первого класса. Ее удивило, что бар располагался в передней части салона, а не в задней, как обычно. Старик держался превосходно. То, что он даже в самолете не снял перчаток, как это делают некоторые богачи, придавало ему особый шик. Впрочем, на то были свои причины. Отпечатки его пальцев имелись в картотеке Интерпола… Перчатки были только на старике и Муше. Остальные были неизвестны полиции, и ничем не рисковали даже в том случае, если после операции американской службе идентификации удалось бы обнаружить их отпечатки пальцев. Сквозь повязку Муш разглядел спину итальянца и спросил: