Макс только час назад вернулся из недельной деловой поездки в Эквадор, а они уже собирались на благотворительный вечер и немного опаздывали.
Скорее обнажающее, чем скрывающее женские прелести вечернее платье от Версаче цвета смарагда, также зеленые туфельки из шелка и бриллиантовая флористика от Ван Клиф, украсившая мочки ушей и шею, изобличали в ней счастливицу содержанку. За последнее время «хозяин» и «рабыня» действительно «притерлись» друг к другу, и их отношения странным образом строились на, казалось бы, взаимоисключающих чувствах: любви и презрении.
Каждую ночь в Венеции он входил в ее спальню, и они вновь и вновь поднимались к вершинам чувственной любви. И как ни удивительно, но приобретенный опыт вовсе не вел к пресыщению, а наоборот, лишь усиливал их страсть и взаимную тягу.
Софи втайне надеялась, что Макс испытывает к ней не только похоть, но хоть и капельку любви. Нельзя быть таким нежным и заботливым, когда тобой владеет лишь физическое желание, хотелось думать ей. Но начинался новый день, и его властное и бесцеремонное обращение с ней заставляло ее думать иначе и страдать от собственного унизительного положения.
Первая ее неделя проживания в палаццо ушла на составление распорядка дня, который не позволил бы ей умереть от тоски. Великодушие Марии предоставляло ей возможность спасаться в кухне, а трое любознательных детей Тессы оказались весьма способными к английскому языку, благодаря чему у Софи даже возникло ощущение собственной полезности.
Макс на поверку оказался феноменально деятельным человеком. Он разъезжал по всему миру и разрывался между своими резиденциями в Риме и Венеции.
Как-то раз в Риме, когда Макс отправился в офис, Софи, выйдя из душа и вооружившись зубной щеткой, стала разыскивать тюбик с пастой и наткнулась на флакончик духов. Рядом она обнаружила бутылочку лекарства, выписанного на имя Джины, и разные мелочи, которые вполне могли принадлежать сестре Макса. Но ее особое подозрение вызвала заколка для волос, которая вряд ли нашла бы себе место на коротко остриженной головке Джины. Поэтому, когда Макс в следующий раз попросил Софи сопровождать его в Рим, она отказалась, сославшись на выдуманные критические дни. Лучше оставаться единственной женщиной в палаццо (что она доподлинно знала из уст Марии), нежели одной из многих в римском пентхаусе.
Макс принялся настаивать, уверяя, что для достижения наслаждения существует множество различных способов, и уступил только тогда, когда Софи прибегла к откровенной симуляции.
И хотя, несмотря ни на что, он ей не поверил, но уговаривать перестал. Более того, он вообще перестал звать ее в поездки.
Впрочем, Софи это устраивало, и она никогда не спрашивала, куда и зачем он едет, а покорно оставалась одна и скрашивала свое одиночество, наслаждаясь прогулками по венецианским улочкам.
Диего, сопровождавший ее повсюду, оказался отменным знатоком истории и архитектуры города. Они посетили собор Святого Марка, музей Гуггенхайма, Академию, множество маленьких художественных галерей и старинных церквей, живописное убранство которых могло поспорить с любым музейным собранием. Коротали время в колоритных кофейнях. Софи радовалась прогулкам, и ее огорчало лишь то, что ей хотелось бы совершать все эти маршруты с другим человеком. Она тайно скучала по нему. Настолько тайно, что не позволяла тоске заглушать свое презрение к этому вероломному самолюбцу.
— Отчего хмуришься? — спросил Макс у ее отражения в зеркале.
Софи развернулась на стуле и посмотрела на высокого мужчину, который вошел в гардеробную в ослепительно белой сорочке и черных брюках, держа в руке смокинг. Он был так хорош собой, что сердце девушки екнуло.
— Ты не считаешь, что эти серьги будут выглядеть несколько вульгарно с этим платьем? — бесстрастно спросила Софи.
— Нисколько. Все просто восхитительно. — Швырнув смокинг на кровать, Макс посмотрел на нее с лукавой полуулыбкой.
— Конечно, ведь ты за все заплатил, — с нескрываемой неприязнью отозвалась Софи.
— Совершенно верно, равно как и за твои профессиональные услуги, — хлестко парировал Макс.
— Мы, кажется, опаздываем, — гневно воскликнула Софи, видя, как он приближается к ней с совершенно определенными намерениями.
— О, Софи, не будь столь однобока. Хотя бы иногда можешь играть добрую и ласковую возлюбленную? Впрочем, как тебе угодно. Лично меня все устраивает. — Он притянул к себе ее руку и вложил в нее платиновую запонку. — Будь душкой, застегни. Моя левая рука не такая проворная, как правая.