В конце ноября Лере сделали кесарево сечение. Маленькую девочку, такую всю синюшную, ей показали издалека, не суждено ей было поцеловать ее и сразу же приложить к своей груди, как делают это обычно все матери на земле. Ребенка сразу же подключили к аппарату искусственного дыхания и увезли в кардиоотделение. Через несколько недель должны были ее оперировать, но сначала новорожденную нужно было к этому хорошо подготовить. Как только Валерия после операции смогла встать с постели, она, стойко превозмогая сильные боли в нижней части поясницы и живота, медленно ступая, каждый день проходила по длиннющим больничным коридорам, садилась в лифт и шла в совершенно противоположное крыло здания навещать свою доченьку.
Девочка, подключенная к различным медицинским аппаратам под большим прозрачным колпаком, большую часть дня спала и вела себя спокойно. А когда она просыпалась, то на ее миловидном личике изображалось что-то типа улыбки. Да, да – она улыбалась оттого, что появилась на свет, улыбалась такому внимательному к ней медперсоналу клиники и, конечно же, она улыбалась своей маме.
– Маленькая моя, какая ты у меня красавица! – не уставала ей говорить Лера, всматриваясь при этом в черты ее лица. Хотя еще было рано утверждать, на какого из родителей ребенок был похож.
– А как вы ее назовете, синьора Пинизи? – поинтересовалась одна из медсестер, ухаживающая за ребенком.
Лера еще раз внимательно посмотрела на ребенка и сказала:
– Я назову ее Викторией – победой.
Лера дала энергетически сильное имя своей дочери. Потому, что, как утверждают психологи, правильно выбранное имя человека очень важно для его дальнейшей судьбы. Разве с таким именем с ней может что-либо плохое произойти?!
Перед самой операцией Валерия решила еще раз пойти и поговорить с кардиохирургом. Она остановилась перед его кабинетом и робко постучала. За дверью слышалось, как кто-то играет ноктюрн Шопена. Лера подумала, что она ошиблась кабинетом и еще раз подняла глаза на табличку на двери, да нет, ошибки не было. Тогда, не дожидаясь ответа, она тихонько приоткрыла дверь.
В кабинете с большим письменным столом, заваленным папками с историями болезней пациентов, прислоненное к одной из стен, стояло пианино. Над ним висел портрет самого польского композитора Шопена, который, казалось, строго следил за тем, как исполняются его произведения.
– О, простите меня, я не слышал, как вы постучали, синьора Пинизи, – хирург прервал свою игру, встал и протянул ей руку. – Я так отвлекаюсь и расслабляюсь после сложнейших операций, вы же понимаете, насколько тяжела и серьезна моя профессия.
– Извините меня, доктор, что я вас так грубо прервала, но в другой ситуации я готова вас слушать бесконечно, так вы хорошо исполняете Шопена, а сейчас мне необходимо с вами обсудить операцию моей дочери.
– Да, да, конечно, проходите пожалуйста. Я очень сожалею, что у вашей дочери врожденный порок сердца. Но внимательно изучив все ее анализы и исследования, сделанные коллегами сразу после ее рождения, хочу заверить вас, поверьте моему опыту кардиохирурга, что это не самый сложный клинический случай. Бывают случаи куда более тяжелые. Тогда мы сразу же родителей предупреждаем, что шансов у такого ребенка почти нет. А потом я должен вам сказать, что новорожденные очень сильные от природы, как будто Бог, так, на всякий экстремальный случай, дает им такую большую жизненную силу, чтобы они могли побороть при рождении любую болезнь. Если бы это случилось со взрослым человеком, то я бы не был так оптимистичен. Все будет хорошо, а теперь идите к себе в палату, вам надо больше отдыхать и набираться сил. Послезавтра прооперируем Викторию.
«Ой, ужас какой! Уже послезавтра! Бедная моя девочка! Хоть бы ей не было больно!» – полусогнувшись, Валерия возвращалась в свое отделение.
В день операции Лера осмелилась попросить хирурга, хотя она прекрасно понимала, что речь идет о спасении жизни девочки, а не о эстетическом аспекте, чтобы после операции шов по возможности был бы не таким крупным, ведь все же она девочка, будущая женщина и ей однажды захочется пойти на пляж или в бассейн покупаться. Доктор молча кивнул головой и удалился в операционную.
В полном неведении, как проходит операция, Валерия просидела мучительных семь часов перед входом в операционную, отлучившись всего два раза попить кофе. Каждый раз, когда дверь внезапно открывалась и выходили оттуда или медсестра, или врач, она всем телом вздрагивала и была близка к полуобморочному состоянию. Конечно, она внушала себе, что с Викторией все будет хорошо, но все же была готова и к плохим новостям. Ей казалось, что вот сейчас выйдет хирург и с виноватым видом объявит ей, что, дескать, они сделали все возможное, но, увы, ее дочери больше нет. Поэтому она бросалась к каждому, кто выходил из операционной с одним только вопросом: «Как проходит операция? Нет ли непредвиденных осложнений?» – но ответ был всегда один и тот же: «Еще рано говорить о результатах операции». Ну, слава богу, значит, Виктория жива!
«Господи! Умоляю тебя, спаси мою девочку! – молила про себя Валерия, крепко сжимая в руке маленькую православную икону Божьей Матери. – Пусть она будет слабенькой, отсталой в развитии, какой угодно, я все равно буду любить ее сильно-пресильно, лишь бы она осталась жива! И за что только невинному, только что появившемуся на свет созданию, такие страдания! Может быть, ее болезнь – жестокая расплата за наши с Марио грехи? Может, не стоило так поступать с парализованным Доном Карло? О… если бы здесь сейчас был со мной мой Марио! Мне было бы гораздо легче все это перенести!»
Она сидела все там же, на стуле перед дверью в операционную, смотрела, как настенные часы отмечают стрелками каждый пройденный час и молилась. Несколько раз позвонили мама и Светлана, но, увы, ничего определенного Лера не смогла им сообщить. Только около десяти вечера дверь широко открылась, и из нее вышел кардиохирург. Он улыбался, и на его лице явно читалась удовлетворенность результатом проведенной операции.
– Все хорошо с вашей Викторией! Как я и предполагал, правда, я не хотел вас заранее обнадеживать, а вдруг что-то пойдет не так, она в целом неплохо перенесла такую сложную операцию на открытом сердце. Не скрою от вас, был критический момент: ведь когда мы делаем такого рода операции, мы останавливаем сердце, так вот, потом, грубо говоря, его надо опять запустить. Сердце Виктории с первого захода не пошло, но со второй попытки все получилось. Но я советую вам сильно не впечатляться этим, все это уже сейчас не имеет большого значения. На данном этапе главное, чтобы она не подхватила никакой инфекции и пошла быстро на поправку. Несколько дней она проведет под воздействием морфия в отделении интенсивной терапии, а потом мы ее переведем в отделение общей терапии.
«Господи! Ты совершил чудо! Спасибо тебе! – благодарила Создателя вымученная вконец Валерия. Ее, одетую в больничный халат, с врачебной шапочкой на голове и в медицинских тапочках, пускали всего на пятнадцать минут в день навестить Викторию. В интенсивной терапии лежало с десяток таких детей и играла тихая классическая музыка, которая, по убеждению швейцарских врачей, способствовала каким-то образом выздоровлению.