Глава 9
Как и в прошлый раз, они из осторожности сидели в самолете отдельно. У стойки «Америкэн эйрлайнз»[20] в Айдлуайлде. Марк купил Линде билет до Индианаполиса. В четыре часа дня обычно наступает затишье в передвижениях, поэтому и пассажиров было немного. Марку было жаль расставаться с ней. Поблизости темнел бар, укрытый от холодного блеска аэропорта, и он пригласил ее зайти, предварительно удостоверившись, что там никого нет. Они посидели немного, выпили, потом Марк поцеловал ее и повернулся, чтобы уйти. В этот момент и произошло то, что бывает один раз на десять тысяч, — такая уж у Марка была судьба. В бар вошли мужчина и женщина. Мужчина был ему незнаком, но женщину Марк где-то видел. Их взгляды встретились, оба тут же отвели глаза, и Марк пошел на посадку.
К семи он был дома. Обнял Терезу.
— Я думала, ты уж никогда не вернешься. Почему ты не звонил?
— Каждый вечер пытался, но безуспешно. Плохо работает связь.
— Я очень о тебе беспокоилась, — сказала она. — Ты слышал про Эндрю Кобболда?
— Да, — ответил он. — Ужас! Я был там, когда это произошло. Накануне мы с ним виделись.
— Его жена в полном отчаянии. Ходят слухи, что компания собирается устроить настоящие итальянские похороны. Но она и слышать об этом не желает.
— Я ее понимаю, — сказал Марк. — Такие похороны ушли в прошлое. Бедняги уже нет. Зачем бессмысленно тратить столько денег? Лучше пожертвовать их на благотворительность. А где дети? — вдруг вспомнил он.
— Спят, — ответила она. — Я обещала повести их завтра в цирк, поэтому они легли рано. Давай тоже ляжем пораньше.
— Я уже давно готов.
За завтраком на другое утро он заметил что атмосфера в доме изменялась. Вместо сицилийской крестьянки перед ним была решительная и уверенная в себе молодая американка.
— Вчера я не хотела тебя огорчать, — сказала Тереза, — но по городу ходят странные слухи.
— Слухи?
— Про Эндрю Кобболда. Перед отъездом он составил завещание.
— А что в этом необычного?
— Необычным было письмо, которое он написал жене. Оно пришло в один день с известием о его смерти. Она говорит, если читать между строк, то ясно, что он знал о грозившей ему опасности.
— Сейчас любому человеку на Кубе грозит опасность. Гибнут сотни людей.
— У тебя не было впечатления, что его что-то тревожило?
— Бизнес, пожалуй, вот и все.
— В одной газете пишут одно, в другой — совершенно противоположное. Хорошо бы они пришли к единому выводу. Ненавижу тайны. Во, всяком случае, письмо это у прокурора.
— Вряд ли ему удастся узнать, что в действительности произошло, — заметил Марк. — И стоит ли докапываться до истины? Куба — странное место, у них там другие представления о законности и порядке. Хорошо, что я не дал себя уговорить и не взял с собой тебя и детей.
— Начинаю верить, что это на самом деле было к лучшему. Они помолчали. Марк смотрел в окно, которое всегда казалось ему слишком большим. Лужайки после осенних дождей снова стали яркими, ядовито-зелеными. Сейчас деревья с плоской кроной закрывают дом со стороны дороги — хоть какое-то уединение, но пройдет месяц, листья облетят, и вся их жизнь будет как на ладони. Хорошо бы обнести дом высокой стеной. Из-за того, что произошло на Кубе, он не мог отделаться от тревожного чувства незащищенности. Он с завистью припомнил английское выражение «мой дом — моя крепость» и с тоской подумал о каменном чреве Кампамаро, выложенном таким образом, что задняя стена домов представляла собой одну высокую стену, а наверху в ней были проделаны крохотные окошки, в которые не мог пролезть незваный гость. В Солсбери же он чувствовал себя беззащитным.
— У меня есть для тебя новость, — сказала Тереза. Он нехотя вернулся в настоящее.
— Что такое?
— Мне предложили вступить в только что образованный комитет по защите граждан.
— А что это? Надеюсь, не политическая организация?
— Комитет выделился из Общества Христофора Колумба, — объяснила она. — Состоит из граждан итальянского происхождения, проживающих в этом городе.
— И от чего же вы защищаетесь?
— От террора и коррупции. Мы должны доказать, что итальянское меньшинство — не менее порядочные люди, чем все остальные.
— А нужно это?
— Да, нужно. Мы навели справки через одно агентство и выяснили, что итальянцы, составляющие около десяти процентов населения, владеют более чем половиной предприятий в городе.
— Они их заработали, — сказал Марк.
Перемена темы напомнила ему про Дона Винченте. Он посмотрел на часы. Меньше чем через час ему предстоит доложить о проделанном.
— Не все, — возразила она. — Некоторые просто вышвырнули вон законных владельцев и сели на их место.
— В далеком прошлом, возможно, — согласился он, — но времена изменились.
— Мы объявляем войну бурлескам и игорным заведениям на Дуайт-стрит. Нас поддерживает Макклейрен из «Экземинера». Он начинает в своей газете кампанию одновременно с нами.
— Поищите кого-нибудь другого, — посоветовал Марк. — Макклейрен — большой сумасброд. Толку от него мало. Не думай, я желаю вам добра, но Макклейрен — совсем не то, что нужно.
— Он человек честный, что бы про него ни говорили, — упорствовала Тереза. — Комитет уже встречался с ним, и в следующий понедельник он начнет серию статей-очерков о Винсенте Стивенсе, так называемом «благодетеле» нашего города.
Марку становилось все более и более тревожно. Хорошо бы надолго укрыться за толстыми стеками, где его никто не будет беспокоить, звонить по телефону, и чтобы вокруг были только друзья из прошлого.
— По-моему, ты делаешь ошибку, — заметил он.
— Почему?
— Потому что эта статья будет явно против Дона Винченте, а он, между прочим, подписывает чек с моим жалованьем.
— И, значит, способен только на добро?
— Когда мы приехали сюда, не зная здесь ни души, о нас позаботился он. У меня не было никакой специальности. Без Дона Винченте меня бы и в официанты не взяли. Если мне придется водить такси, Мартина в колледж мы послать не сумеем.
— Ты отрицаешь, что он нажил свои деньги торговлей спиртным во времена сухого закона? — спросила Тереза.
— Ничего я не отрицаю, — ответил Марк. — Он был тогда совсем мальчишкой без всякого будущего, а ему тоже хотелось жить, вот он и стоял за себя как умел. Но те дни давно прошли. Надеюсь, твой друг Макклейрен не забудет упомянуть, что Дон Винченте пожертвовал четверть миллиона долларов на строительство нового крыла для больницы.
— Неужели ты не понимаешь, что все это делается напоказ? — спросила она. — Он крадет десять миллионов, а потом возвращает четверть миллиона, чтобы заткнуть людям рот. В этом городе все сверху донизу подкуплены, и это дело его рук.
— Этот город открыт для всех, потому что так хотят его жители. Мэр, который был до Грабчека, попытался было кое-кого выдворить — от него живо избавились. Если тебе не нравится, что тут происходит, вини не Дона Винченте, а тех, кто посадил в мэры Грабчека. Ведь горожане выбрали Грабчека огромным большинством голосов.
— Стивенс платит и Грабчеку, и этому капитану полиции, как там его фамилия.
— Они берут деньги у всех.
— Прошлой осенью, когда этот подонок, сын Стивенса, задавил насмерть человека, Стивенс договорился с полицией и его отпустили. Как это называется?
— Какой нормальный отец не сделает все возможное, чтобы помочь сыну?
— По-моему, нормальный отец не должен так поступать, — возразила Тереза. — Во всяком случае «Экземинер» собирается потребовать пересмотра дела, и, держу пари, при такой гласности он этого добьется.
Марк взглянул на нее с удивлением. В этом настроении она была готова бороться даже с ним. Она оказалась по другую сторону баррикад. Не надо было приезжать в Америку, подумал он. Выжили бы и дома. На худой конец могли бы перебраться в Рим.
— Сделай мне одолжение, — сказал он. — Не занимайся этими делами.