— Жаль, Ричардс. Не так уж часто представляется случай поболтать с кем-нибудь из родных мест. Вам надо задержаться. У нас тут есть кое-что интересное. Может быть, я даже смог бы ввести час в долю. До того как перебраться сюда, мы крутили одно дельце на Гаити. Знаете Гаити? Там слишком много черномазых, что было не очень по душе крупным игрокам, которых мы привозили из Канзас-Сити и Сент-Луиса. А здесь — страна белого человека. Здесь черномазые знают свое место. — Он погасил сигарету в пепельнице, украшенной маленьким бюстом диктатора. — El Benefactor[43], — сказал Кардильо. — Он сам наполовину черномазый. Вам он может не понравиться — он мало кому нравится, — но зато у него вся страна ходит по струнке. Следует признать, особенно теперь, когда больше нет Кубы, что этот человек — единственный заслон, который стоит между нами и коммунизмом к югу от Рио-Гранде.
В зал вошли двое приезжих со стандартными лицами игроков.
— Где тут играют, ребята? — на ходу крикнул один из них, и Кардильо, подобно пастуху, загоняющему овец, направил их к дальней двери.
— Послушайте, Ричардс, мне стало известно, что вы хотите встретиться с Морганом, — сказал он, когда игроки скрылись за дверью. — Это устроить можно, иначе мы не предложили бы вам сюда приехать, но предварительно нам надо потолковать. Вы думаете забрать его от нас совсем?
— Только на неделю или что-нибудь в этом роде. А потом предполагали вернуть его обратно. Сейчас мы еще не можем определенно ударить по рукам.
— Ага. Ну, если все состоится, мы бы хотели, чтоб вы забрали его и чтоб потом он как-нибудь исчез.
— Я думал, он вам изредка бывает нужен.
— Был нужен, но то время прошло. Вы, вероятно, слышали — мы на него поднажали и заставили провернуть одно дельце в Гватемале, но с тех пор он больше не оправдывает своего содержания. Пора послать ему прощальный поцелуй. Он славный парень в не может не вызывать симпатии. Но его держат здесь вот уже три года, я от одиночества он почти рехнулся. Готов первому встречному все выложить. В один прекрасный день он прядет сюда, в бар, где мы с вами сидим, и зафонтанирует при любом, кто покажется ему посимпатичнее. Его ведь считают мертвым, Ричардс. Добрую половину времени мы тратим на то, чтобы держать его подальше от греха, но рано или поздно он вырвется на волю, в мы попадем в неприятное положение.
— Поэтому вы хотите от него избавиться?
— И желательно с вашей помощью, приятель. Я лично готов вам помогать всем, что в моих силах, но я был бы очень признателен, если бы взамен вы сделали мне это маленькое одолжение. Знаете, этот тип даже написал какой-то девчонке в Штаты, что он жив и просит ее приехать к нему сюда! Пришлось устроить ей автомобильную катастрофу. Такое беспокойство никому не нужно.
— А вы сами не можете им заняться? — спросил Марк.
— Это нам испортит весь фасад. Тут один генерал военно-воздушных сил — местная шишка — взял его под свое крылышко. И если Морган исчезнет, они будут знать, чья это работа. Нам здесь не нужно никакого шума.
— Когда с ним можно поговорить?
— Да хоть сейчас. Только вот что: мы сделаем все, чтобы вам помочь, но если он не захочет браться за это дело, не принуждайте его. Вам надо его чем-то соблазнить, это ваш единственный шанс.
— Он любит деньги?
— Не так, как большинство из нас. Ему нечего с ними делать. Он ведь вроде бы в заключении.
— Но он действительно пилот такого высокого класса, как о нем говорят?
— На легком самолете ему нет равных. Он может сесть и взлететь в любом месте. Кроме того, он ничего не боится. Знаете, он должен был родиться где-нибудь в Энне, там его научили бы держать язык за зубами.
Морган жил на побережье, в мрачном цементном кубе, окруженном колючей проволокой; у ворот стоял часовой — низкорослый сонный солдат.
— Добрый вечер, сеньор Лунт, — сказал Кардильо. Он угостил солдата сигаретой, тот пропустил их в ворота и позвонил. Дверь тут же открылась, и перед ними под фонарем предстал человек в форме курсанта летной школы — выражение лица у него было удивленное и приветливое.
— Знакомьтесь: Гарри Морган, — сказал Кардильо. — Гарри, это Марк Ричардс, мой очень хороший друг. Можно войти, Гарри? Я привел Марка, потому что у него есть предложение, которое, я лично считаю, тебе покажется очень интересным. Я не в курсе всех деталей, но мне кажется, такая возможность представляется раз в жизни. Не буду больше ничего говорить, хочу только заверить, что Марк — человек надежный. Понятно, Гарри? Ну, ладно, я тут вас оставлю и помчусь обратно в «Манагуа», где меня ждет покер. Марк, позвони мне, когда закончишь, я за тобой заеду.
Морган пододвинул маленький жесткий стул, и Марк сел, чувствуя себя не очень ловко.
— Хотите чего-нибудь выпить, мистер Ричардс? — спросил Морган. — Жаль, что мистер Кардильо не смог остаться. Могу предложить ром с кока-колой. Ром в этих краях довольно хороший. Есть у меня и бурбон, если хотите, но я могу себе позволить не пить виски в такую жару. Кондиционер уже месяц не работает: видно, ждут, когда доставят запасные части. Сюда все приходится привозить — целая проблема. Поскольку мы сейчас ведем разговор о напитках, то, наверное, мне следует предостеречь вас: постарайтесь обходиться безо льда. Здешняя вода, если не бросить в нее стерилизующие таблетки, оставляет желать лучшего. — Он сонно улыбался. — А большинство людей забывает это сделать.
Марку говорили, что Моргану тридцать лет, но он выглядел лет на двадцать, и что-то в его мягком, гипнотизирующем голосе напоминало Марку дальнего сицилийского родственника, который был смотрителем маяка и жил на скале в Тирренском море, по году не видя никого.
— Может быть, тогда лучше ром с кока-колой, Гарри, если нельзя класть лед. Морган направился к холодильнику, а Марк тем временем оглядел комнату. Три деревянных некрашеных стула; небольшой грубо сделанный стол; пол, выложенный керамической плиткой; гонконгская литография в пластмассовой рамке, изображавшая дом с соломенной крышей; стопка новых дешевых тарелок в крохотной кухоньке и несколько высоких стаканов толстого стекла на серванте.
— У меня где-то был лимон, — донесся голос Моргана, — но, наверно, его выбросили. С лимоном получается лучше. Нам привозят их только зимой, раз в месяц.
Морган вернулся с напитками. Он шел как слепой, склонив голову набок; взгляд был спокойный, но отсутствующий. Он поставил стаканы на стол и смахнул разбросанные по нему морские ракушки.
— Полировал раковины, когда вы пришли, — объяснил он. — Некуда девать время. Собираю ракушки — тем и держусь. — Марк вспомнил, что смотритель маяка плел отличные кружева. — На этих пляжах не слишком много разновидностей, так что я подбираю их по оттенкам. У меня хорошая коллекция окаменелого дерева, я вам ее покажу. Несколько тысяч лет назад здесь был лес, затем уровень океана изменился, и все оказалось под водой. Самое главное — чем-то занять голову.
— Вы теперь не часто выезжаете отсюда, Гарри, правда?
— Меня можно назвать орлом с подрезанными крыльями, — сказал Морган, скромно и печально улыбнувшись. — Ну, может, и не орел. Вы, наверно, уже знаете, почему я сижу здесь. Вы — друг мистера Кардильо, поэтому я буду говорить откровенно. Нельзя прямо сказать, что я узник, но я никуда не могу выйти один — только в сопровождении мистера Кардильо или генерала Ромеро, а они занятые люди. Генерал Ромеро интересуется древесными окаменелостями, но не очень хорошо говорит по-английски. В моем положении человек должен уметь использовать каждую возможность, и, по-моему, мне это удается. На прошлой неделе мистер Кардильо водил меня в кино, но здесь показывают только очень старые картины. Вы видели «Молодой человек с рожком» с Кэрком Дагласом и Лорен Бокалл? Я видел эту картину три раза — дома, в Штатах, и здесь. Во всяком случае, это тоже помогает убивать время.
— А вы что-нибудь читаете? В табачном киоске в гостинице «Манагуа» есть «Плейбой» и «Эсквайр».
— Честно говоря, я избегаю смотреть журналы такого рода, потому что при моем образе жизни лучше поменьше возбуждаться.