Алексей Живой
Сицилийское королевство
Глава первая. Не буди ляха
Забубенному, как чародею-механику, отвели целую горницу в просторном доме. В соседней должен был разместиться Путята. Его с дружиной ждали в Перемышле к утру. Пригласили отужинать.
Перекусив наваристой похлебкой со свежим хлебом, Григорий отцепил меч, разделся и лег отдохнуть. Но сон почему-то не шел. То ли оттого, что прискакавший с окраиинной заставы гонец сообщил, что заметили пограничники отряд ляхов двигавшийся к Перемышлю. То ли перевозбудился механик от долгой скачки. Целый день в седле провел, шутка ли. В общем, навалились на чародея разные мысли, не давая ему заснуть. Была у него такая привычка – лежать по ночам с открытыми глазами и думать, глядя в потолок.
Закинув руки за голову, Забубенный рассматривал в темноте низкий бревенчатый свод. Европейским ремонтом в горнице не пахло. В окнах, конечно, не стеклопакеты сверкают. Ну, хоть слюда, а не бычий пузырь, жить можно. По местным меркам, хоромы. Желудок приятно согрела похлебка, и мысли механика постепенно сами собой унеслись в недавнее прошлое.
Уже больше года прошло, как чудесным образом из леса, где грибы собирал, перенесся в это древнее время питерский механик автосервиса Григорий Забубенный. И сложилось так, что приняли его тут за чародея. А все потому, что он случайно захватил с собой электрический фонарик и по неосторожности пару раз включил его в темное время, наведя страшный перполох среди черниговских ратников. Не испугались тогда только Путята да Куря, предводители отряда. Может оттого, и подружились они потом.
Не без труда, конечно, но прижился он здесь. И, как чародей, что помог чудесным образом избежать нашествия монголов на Русь, Забубенный в киевском войске пользовался теперь уважением и мог чаще других видеться с князем. Даже принимал участие в советах на правах местного Нострадамуса. Хотя и не всегда князь поступал согласно его предсказаниям, но мнение выслушивал, уж больно впечатления от разгрома на Калке были еще сильны у Владимира Рюриковича, который еще недавно был князем Смоленским.
А ведь говорил тогда Забубенный, предупреждал, не надо с монголами драться, они мимо идут, никого не трогают. Но не поверил ему князь Черниговский и послал странного человека, что огонь из руки выпускать умел, на разведку вместе со своим воеводой. Ну, что в том походе приключилось, Забубенный теперь и вспоминать особо не хотел, – столько страхов натерпелся, от своих отбился, в плен к монголам угодил, даже в орде с ними побывал на дне рожденья Чингисхана. Но, слава богу, живым обратно вернулся, да еще и в самый разгар битвы умудрился случайно жизнь спасти Субурхану. И главный монгол, котрому все тумены подчинялись в том походе против половцев, не забыл доброго дела. Разгромили в том бою монголы храбрых, но неразумных князей русских, а дальше на Русь не пошли. Оценил Субурхан силу русских богатырей и предолжил им вместе идти на запад, другие народы покорять. А сам с туменами ушел за Дунай, только его и видели.
Изменилось за прошедьший с той поры год немало. Много народу полегло в битве на Калке, князья старые почти все. А потому и в Киеве, и у Чернигова, теперь новые князья. В Киеве Владимир Рюрикович сидел, а в Чернигове теперь княжил Михаил Всеволодович. И все бы ничего, но, как известно, новая метла метет по-новому. И скоро пришлось воеводе черниговскому с другом Курей, а с ними и Забубенному, искать себе работенку. Не сложились у них отношения с новым губернатором Чернигова. А тут и в Киеве власть сменилась. Но, нет худа без добра – народу на Калке полегло множество, а потому и свободных вакансий у киевского престола было достаточно. Дело быстро нашлось. И таким профессиональным рейнджерам, как Путята с Курей, и магу-одиночке, мечтавшему об открытии своей механической мастерской.
Нет, не спалось Забубенному, несмотря на утомительный день. Промучившись в полузабытьи часа три, он встал. «Пойду, поброжу, – решил Григорий, – авось расслаблюсь, сон нагуляю». Механик сунул ноги в сапоги, закутался в походный плащ и решил пройтись по лагерю, благо бодрствующих было в нем множество. Местный князь, Дмитрий, заставлял людей работать на строительстве укреплений и по ночам, если было нужно. А на беспокойной границе с ляхами это было нужно. Особенно сейчас.
На выходе из дома, где расположились на постой киевские воины, Григория встретил местный молодец из галицких ратников, в кольчуге и с мечом. Смерив Забубенного цепким взглядом, – кто это тут в крепости по ночам шатается без дела, – признал его и молча кивнул, пропуская. Но Григорий ни на секунду не усомнился – если что, далеко ему не убежать.
Сделав всего десять шагов, Забубенный оказался на центральной площади, куда выходили двери всех военных строений. В боевом отношении это было разумно, чуть что – схватил оружие и ты уже на крепостной стене.
Размышляя, чем бы занять свой нежелающий засыпать мозг, Григорий остановился, еще раз обвел взглядом главную площадь и ворота с двумя башнями по краям. Вдоль массивных ворот прохаживались часовые, почти сливаясь с окружающей темнотой. Такие же едва различимые тени скользили по крепостным стенам. Только наконечники копий тускло поблескивали, выдавая их расположение, когда часовые попадали в отсветы горевшего внизу костра.
Вокруг костра сейчас сгрудился десяток ратников, сменившихся, но не желавших идти спать. Посреди ночной тишины вдруг раздался всеобщий хохот, это какой-то балагур рассказывал байки, потчуя всех медовухой. Услышав голос, Забубенный улыбнулся – рассказчиком был Куря. Тому, видно, тоже не спалось. Не задумываясь, механик-чародей направился к костру, и, вступив в круг свет, сказал:
– Привет честному люду!
– И ты будь здрав, – хором ответили ратники, вдоволь насмеявшись над шутками веселого помощника воеводы из Киева. А сам он, увидев Забубенного, слоняющегося по лагерю, словно неприкаянное привидение, кивнул на лавку рядом с собой и сказал:
– Садись, брат-купец, отведай медовухи.
Галицкие ратники переглянулись.
– Да ты разве купец? – недоверчиво переспросил один из них, – а нам сказывали, чародей, да еще в телегах кумекаешь.
Остальные рассмеялись. Не успел Григорий и рта открыть в свое оправдание, как Куря ответил за него.
– Нет, ребята, не купец он, а самый настоящий чародей, что может превратить вас в любую головешку, если осерчает. Так что вы его не дразните, ради своей же пользы.
Забубенный нахмурился. Ратники приумолкли, озадаченные, осторожно поглядывая на пришельца, а Куря продолжил.
– А купцов мы с ним в половецких степях изображали, когда в разведку ходили к монголам. Эх, лихое было дело!
И он снова разлил всем по чарке из собственной баклажки с медовухой. «А, ну его, пусть треплется, – решил Забубенный, присаживаясь, – все время быстрее пройдет». То, что Куря большой любитель почесать языком, это ему было давно известно. Приняв такое решение, Григорий вздохнул с облегчением и, взяв свою чарку с медовухой, опрокинул ее, ощутив во рту приятный сладковатый привкус.
– Так расскажи, мил человек, – попросил один из ратников, – ночь длинная, спать все одно не можется.
«Да тут какая-то всеобщая бессонница, – с грустью подумал Забубенный».
– Ну, что ж, – задумчиво протянул Куря, и, оглянувшись на недовольного механика, который опасался, что его скоро попросят показать какие-нибудь чудеса, решился, – дело было так.
Чтобы говорилось веселее, он налил всем еще по чарке, и медовуха неожиданно закончилась. Но это не остановило галичан. Послав отрока за своими запасами, местные дружинники не отставали от Кури, ожидая длинного, со всеми подробностями, рассказа.
Опрокинув еще чарку, Куря вошел, наконец, в раж, и начал обстоятельно излагать, как было дело, присовокупив к рассказу массу живописных подробностей. Да так у него это складно получалось, что Григорий даже сам заслушался, будто бы и не с ним это все происходило. Тем более, что ровно половину Куря придумывал на ходу, хитро подмигивая Забубенному.
Примерно через час, сходив вдвоем на разведку в самый центр стана монгольского войска, перебив по дороге не меньше сотни человек, взяв в плен несколько ханов и на обратном пути неделю уходя от погони, что висела на пятках, герои вернулись в расположение черниговского князя. Где и были награждены золотом за личное мужество.