| "Govinda," Siddhartha spoke to his friend, "Govinda, my dear, come with me under the Banyan tree, let's practise meditation." |
- Г овинда, - сказал однажды Сиддхартха своему другу, - Говинда, милый, пойдем под банановое дерево - будем упражняться в самопогружении. |
| They went to the Banyan tree, they sat down, Siddhartha right here, Govinda twenty paces away. |
И они пошли к банановому дереву и сели под ним - тут Сиддхартха, а в двадцати шагах от него Говинда. |
| While putting himself down, ready to speak the Om, Siddhartha repeated murmuring the verse: |
И Сиддхартха, садясь, готовый произнести слово Ом, - шепотом повторил стих: |
| Om is the bow, the arrow is soul, The Brahman is the arrow's target, That one should incessantly hit. |
Ом - есть лук, душа-стрела. А Брахма - цель для стрел, В ту цель попасть старайся ты. |
| After the usual time of the exercise in meditation had passed, Govinda rose. |
Когда прошло время, посвященное самопогружению, Говинда поднялся с места. |
| The evening had come, it was time to perform the evening's ablution. |
Уже наступил вечер, пора было приступить к вечернему омовению. |
| He called Siddhartha's name. Siddhartha did not answer. |
Он окликнул Сиддхартху, но тот не отозвался. |
| Siddhartha sat there lost in thought, his eyes were rigidly focused towards a very distant target, the tip of his tongue was protruding a little between the teeth, he seemed not to breathe. |
Сиддхартха сидел, всецело погруженный в самого себя - глаза его неподвижно глядели в даль, кончик языка слегка высунулся между зубов, -казалось, он даже перестал дышать. |
| Thus sat he, wrapped up in contemplation, thinking Om, his soul sent after the Brahman as an arrow. |
Так он сидел, погруженный в созерцание, мысля Ом - и душа его была стрелой, устремленной к Браме. |
| Once, Samanas had travelled through Siddhartha's town, ascetics on a pilgrimage, three skinny, withered men, neither old nor young, with dusty and bloody shoulders, almost naked, scorched by the sun, surrounded by loneliness, strangers and enemies to the world, strangers and lank jackals in the realm of humans. |
Однажды через город, в котором жил Сиддхартха, прошли саманы - три странника аскета, высохшие, угасшие люди, не старые и не молодые, с покрытыми пылью и кровью плечами, почти нагие, опаленные солнцем, окруженные одиночеством, чуждые и враждебные миру, пришельцы и исхудалые шакалы в царстве людей. |
| Behind them blew a hot scent of quiet passion, of destructive service, of merciless self-denial. |
Знойным дыханием безмолвной страсти веяло от них, - дыханием изнуряющего радения, беспощадного самоотрешения. |
| In the evening, after the hour of contemplation, Siddhartha spoke to Govinda: |
Вечером, когда миновал час созерцания, Сиддхартха сказал Говинде: |
| "Early tomorrow morning, my friend, Siddhartha will go to the Samanas. He will become a Samana." |
- Друг мой, завтра с рассветом Сиддхартха уйдет к саманам: он станет - саманой. |
| Govinda turned pale, when he heard these words and read the decision in the motionless face of his friend, unstoppable like the arrow shot from the bow. |
Г овинда побледнел, когда услыхал эти слова, когда в не подвижном лице друга прочитал решимость - непреклонную, как пущенная из лука стрела. |
| Soon and with the first glance, Govinda realized: Now it is beginning, now Siddhartha is taking his own way, now his fate is beginning to sprout, and with his, my own. |
И сразу, с первого же взгляда Говинда понял: "Вот оно - началось! Уже Сиддхартха вступает на свой путь, уже начинает свершаться его судьба, а с ней и моя". |
| And he turned pale like a dry banana-skin. |
И он стал бледен, как сухая кожица банана. |
| "O Siddhartha," he exclaimed, "will your father permit you to do that?" |
- О Сиддхартха! - воскликнул он, - позволит ли твой отец? |
| Siddhartha looked over as if he was just waking up. |
Сиддхартха взглянул на него, как пробудившийся от сна. |
| Arrow-fast he read in Govinda's soul, read the fear, read the submission. |
С быстротой стрелы он прочел то, что происходило в душе Говинды, прочел его страх, прочел его покорность. |
| "O Govinda," he spoke quietly, "let's not waste words. |
- О Г овинда, - сказал он тихо, - не будем расточать напрасно слов. |
| Tomorrow, at daybreak I will begin the life of the Samanas. |
Завтра с наступлением дня я начинаю жизнь саманы. |
| Speak no more of it." |
Не будем больше говорить об этом. |
| Siddhartha entered the chamber, where his father was sitting on a mat of bast, and stepped behind his father and remained standing there, until his father felt that someone was standing behind him. |
И Сиддхартха вошел в горницу, где на плетеной циновке сидел его отец. Он стал за его спиной и стоял так до тех пор, пока отец не почувствовал, что кто-то стоит позади него. |
| Quoth the Brahman: |
И сказал брахман: |
| "Is that you, Siddhartha? |
-Ты ли это, Сиддхартха? |
| Then say what you came to say." |
Поведай же то, что ты пришел сказать. |
| Quoth Siddhartha: |
И ответил Сиддхартха: |
| "With your permission, my father. I came to tell you that it is my longing to leave your house tomorrow and go to the ascetics.
|