Я смотрела на нее недоверчиво.
На Ленином лице, узком и бледном (это была не очаровательная модельная худоба, а выпирающая скулами, острым носом и подбородком некрасивая костлявость), сигнальными огнями сияли глаза, из ведьминской глубины которых вдруг восстали подводные черти ее надежд, убеждений и страстей. Глаза эти – красивые, умные, горячие – будто принадлежали другому лицу. И в них я с замиранием сердца прочитала Ленкино будущее! Я впервые поверила, что все и правда будет именно так, как она запланировала.
Я не знала, что ей ответить, только и смогла протянуть:
– Crazy…
Это прозвище прилипло к ней намертво. С тех пор Лену так все и называли – Len'a (crazy). Ее жизнь была словно заранее написана, оставалось только терпеливо перелистывать страницы.
Прошло три с половиной года, и она встретила Пупсика. То было банальное уличное знакомство. Каждый день город пригоршнями швыряет в наши лица толпы других людей. В магазинных очередях, за соседними столиками кафе, даже в раздражающей сутолоке общественного транспорта – везде можно найти «своего» человека, как жемчужное зерно в навозной куче. Многие предпочитают с буддийской отрешенностью замкнуться в сосуде собственного существа – не вижу, не слышу, не говорю (читаю КПК, полусплю, слушаю плеер). Многие – но не Лена. Ее взгляд набрасывался на незнакомых людей, точно цепной пес на окровавленное мясо. Ее интерес был, как стопка текилы, недолгим, но крепким. Она, как гадалка по ладони, читала людей по их мимолетно брошенным фразам, вежливым ответам на наводящие вопросы, жестам, манерам, морщинкам.
Однажды, бредя вечером по Арбату, Лена стала свидетельницей колоритной сцены: цыганистая шарлатанка тетя Маша (на самом деле она ничего общего с гордым кочевым народом не имела, просто была смуглой, чернявой и здорово камуфлировалась цветастыми юбками и передними золотыми зубами) пыталась «развести» какого-то мужчину на пятьсот рублей. Лена остановилась, прислушиваясь. Мужчина был невысоким, полным, дорого одетым и очень растерянным.
– Убьют тебя, золотой, – сокрушенно качала кудрявой головой тетя Маша, – вижу, как на ладони вижу. Зайдешь в подъезд, а там тебя будут ждать. И сделать-то ничего не успеешь, и охрана твоя не поможет.
– Когда? – хрипло спросил мужчина.
Лена потом удивлялась, вспоминая эту сцену.
Пупсик был расчетливым, неглупым и довольно циничным человеком. Ну как он мог «повестись» на такой примитив?
– Не скажу, золотой. – В глазах тети Маши мерцал жадный блеск. – Помоги мне, тогда спасу. Скажу, что делать надо, чтобы уберечься от участи такой. Всего пятьсот рублей.
Лена вздохнула: как это банально. Хотела было мимо пройти, но вдруг встретилась глазами с доверчивым толстяком. Его взгляд – усталый, обреченный – почему-то царапнул сердце. И Лена остановилась, подошла к ним, взяла его под локоть. И твердым голосом произнесла:
– Тетя Маша, это свои. Уходите!
Лжецыганка недобро сверкнула глазами – она поняла, что Лена врет, но спорить с ней не осмелилась. У Len'ы (crazy) на Арбате был неподъемный авторитет. Она что-то пробормотала, скривила рот, растворилась в толпе – как сквозь землю провалилась.
Лена улыбнулась толстяку:
– Не слушайте вы ее. Это тетя Маша, шарлатанка. Она не цыганка и не ясновидящая, просто денег хотела.
– Да? А… – Толстяк нашарил в кармане платок и промокнул вспотевший лоб. – Откуда вы знаете?
– Trust me, baby, – усмехнулась она. – Что-то у вас лицо красное. Может, такси вам вызвать?
– Да я здесь рядом живу, в Плотниковом переулке. А может быть. – Он посмотрел на Лену внимательнее. – Может быть, проводите меня? Простите за наглость, просто мне и правда нехорошо.
Она посмотрела сначала ему в глаза, потом на его ботинки Pollini. И поняла, что электрическая цепь замкнулась, а часики, отсчитывающие минуты ее беззаботных скитаний, остановились. Ей стало грустно и весело одновременно. И она сказала:
– Ну что же с вами сделаешь. Пойдем.
Len'a (crazy) всегда добивалась поставленных целей.
Ей понадобилось два с половиной месяца, чтобы толстяк окончательно потерял от нее голову и предложил переехать к нему.
Признаться, мы с Мариной сначала не верили в этот идеально сложившийся пасьянс. Но преображение было стремительным и не укладывающимся в голове. Сначала Ленка потратила десять тысяч долларов на гардероб, потом научилась ходить на маникюр, потом отбелила зубы, немного поправилась, избавилась от портящих ее образ темных полукружий под глазами и привычки вставлять через каждые три слова экспрессивное «бля». Ну а потом она стала тем, кем является сейчас, и тем, кого всегда, кажется, презирала, – ухоженной лупоглазой куколкой, помахивающей крокодиловой сумочкой. То есть сама она считала, что изменилась только внешняя оболочка. Уснул вулкан, гора обросла мирными виноградниками, но где-то под облаками прячется остывший кратер, а под ним – готовое взорваться огненными брызгами окровавленное сердце земли.