Здорово, наверное, было бы родиться в семье питерского мэра и стать роскошной светской блондой в костюме Cavalli, расточающей направо и налево кокетливые матерки. Или на заре тонконогой юности выиграть в русской рулетке мегаполиса внимание сентиментального олигарха, который шутя может обеспечить твое будущее. Здорово было бы нежданно-негаданно приглянуться именитому продюсеру, который одел бы тебя в виниловые шорты, вручил микрофон, снабдил качественной «фанерой» и отправил покорять миллионы. Было бы так здорово, но…
Я была тем, кем была, – малозарабатывающей, одинокой девушкой двадцати пяти лет, чья жизнь со стороны выглядит сценарием экспериментального кино о возрождении традиций хипповской свободы, а на деле является непрекращающимся выживанием в джунглях самого жестокого города Европы.
Когда я задолжала квартирной хозяйке за два месяца, та пригрозилась прийти с участковым и выгнать меня вон. Перспектива не из радостных: я и так снимала свой уголок неправдоподобно дешево. Найти что-нибудь за такие деньги не то чтобы на самом Арбате, но и вообще внутри Садового кольца не представлялось возможным. А такие избалованные центром особы, как я, на рабочих окраинах не выживают.
И тогда, в порыве отчаяния, я согласилась на предложение, которое в иных обстоятельствах не приняла бы ни за что.
Я сама не верила, что это делаю. И все-таки…
Я буду сниматься в порнофильме.
В порнофильме!
Я…
Сама мысль эта эйфорически бурлящей субстанцией будоражила мою кровь. Девочка-припевочка с Арбата, в косметичке которой даже гигиенической помады днем с огнем не сыскать, предпочитающая практичные шерстяные кальсоны в стиле сороковых годов гламурному кружеву (а вы попробуйте в стрингах поработать на пронизывающем ветру). Девочка, которая и в секс-шопе-то ни разу не была. Принцесса из насквозь гуманитарной семьи, лишившаяся девственности в двадцать лет.
В порнофильме!
– Да не нервничай ты так! – Маринку мое состояние забавляло. – В первый раз всегда страшно.
– Надеюсь, что первый раз станет последним. Просто деньги уж очень нужны, полный беспросвет.
– Передо мной можешь не оправдываться. А больше никто об этом не узнает. Мы тебя так загримируем, что ты сама себя не узнаешь.
Все равно поверить не могу, что я на это согласилась.
– Еще не поздно все переиграть, раз уж ты так напрягаешься, – нахмурилась она. – Не забывай, что это мой хлеб. Так что твои сомнения и стенания целки-невредимки оскорбительны.
– Ну извини, – смягчилась я, – но мне точно не придется…
– Ты же читала сценарий!! Ты сыграешь богатую телку, которой нравится наблюдать за сексом других людей. Вуайеризмом это назывется. Ты снимаешь двух проституток – то есть меня и Олежку. Мировой парень, тебе понравится, мы не первый раз с ним работаем. Все, что тебе придется делать, – это наблюдать за нами. Ну и помастурбировать слегка. Пару часов потратила – сто долларов получила.
Фильм снимал известный в узких кругах режиссер, настоящего имени которого никто не знал. Все называли его Драконом. У него была татуировка во всю спину – дракон с шипастой спиной и разверстой пастью, из которой вырывалось оранжевое пламя. Когда он шевелил лопатками, дракон расправлял крялья, словно готовясь взлететь. Смотрелось это в высшей степени эффектно – говорят, за такую татуировку Дракон заплатил почти десять тысяч долларов.
Он просмотрел мои фотографии, которые притащила ему Маринка, и вроде бы моя кандидатура его устроила.
– Дракон хотел, чтобы эту роль сыграла непрофессиональная порноактриса, – призналась Маринка, – он искал среди старшекурсниц. Нужно свежее лицо. Лицо человека, в жизни которого не было никаких особенных проблем.
Снимали в квартире самого Дракона – просторной «трешке» близ метро «Университет», оборудованной под студию. Всюду валялся реквизит – разноцветные фаллоимитаторы, латексные костюмы, кружевное белье с кокетливыми прорезями в районе сосков, тюбики со смазкой, шипастые ошейники, наручники с розовым мехом. Любая прихоть – на любой вкус. В середине антикварного обеденного стола стояла хрустальная вазочка для конфет, наполненная презервативами. По стенам были развешаны фотоработы Дракона. На что ни посмотри – хочется отвести глаза.