– Ага, – от Маринкиной наивности, не сопоставимой ни с городскими джунглями Москвы в целом, ни с ее профессией в частности, меня всегда пробирал смех с нотами легкой грустинки.
– В конце концов она мне так прямо сказала: я теперь, Мариночка, птица другого полета.
– Проститутского, – уточнила я.
– Глаш… А тебе Пупсик нравится?
– Издеваешься? – усмехнулась я. – Просто тащусь от его залысин и от трясущегося живота. Это так возбуждает.
Ее смех веселым не был.
– Ну ладно, прекрати. Ленка-то наша подруга, нельзя так. Но вот я тоже иногда думаю: неужели деньги так много для нее значат, что она с таким… Она ведь плевать всегда хотела на весь этот lifestyle! Ей было все равно, во что одеваться, что есть, где жить. Лишь бы было весело! Неужели – все? Неужели это навсегда? И все теперь будет по-другому? И однажды Ленка со своим идиотским смешком скажет, что нам в ее новой гламурной жизни больше места нет?
Сидим, курим…
Len'a (crazy) тарахтит без умолку, я не успеваю проследить за ходом ее хаотично рвущейся мысли.
А получилось так: из-за накопившихся домашних дел я решила не выходить на работу. Вымыть полы, собрать пакет в химчистку и пакет в ремонт обуви, протереть окна, приготовить что-нибудь, чтобы на целую неделю хватило, например гороховый суп.
Из намеченного я успела только замочить половую тряпку в ведре – неожиданно пропиликал домофон, и выяснилось, что внизу перетаптывается запыхавшаяся Len'a (crazy), которой вдруг приспичило со мною пообщаться.
Пришлось ее впустить.
Открыв дверь, я глазам своим не поверила – подруга выглядела ужасно. Я уже и забыла Лену старого образца. Привыкла к огламуренному варианту, который считал дурным тоном появиться на людях с облупившимся на мизинчике лаком. А тут…
Ее коротко подстриженные волосы торчали в разные стороны, как у тифозной вороны. Нос блестел, тушь размазалась, подводка на глазах лежала неровно. Одета она была кое-как – свитер в катышках и мятые велюровые спортивные штаны.
– Как хорошо, что ты оказалась дома! – вместо приветствия воскликнула она. – Если бы тебя не было, я бы умерла! Я и выпить с собой захватила. – Она помахала у меня перед носом полупустой бутылью с виски двенадцатилетней выдержки (наверняка украденной из Пупсиковых бездонных запасов).
Только в тот момент я заметила, что она в тапочках, которые еще несколько часов назад, видимо, были нежно-розовыми.
– Что случилось? – ужаснулась я, пропуская ее в комнату. – Тебя выгнал Пупсик?!
– Если бы, – Лена плюхнулась на диван и отпила виски прямо из горлышка, при этом даже не поморщившись. – Честное слово, мне было бы легче. Нет, все на мази, вчера выбирали лимузин. Пупсик хочет золотой. А таких в Москве нет. Что за скандал он устроил! Видимо, придется перекрашивать. Кстати, я вчера ему изменила.
Все это она выпалила на одном дыхании, так что я все еще осмысливала идею о перекрашивании лимузина, когда до меня вдруг дошел смысл последней фразы.
– Да ты что?! – Я метнулась к буфету за бокалом: – Плесни-ка и мне.
Лена послушно наклонила бутыль.
– Да, вот так, – кивнула она, – не могу больше.
– У вас что-то произошло? Или… Ты его разлюбила?
Она посмотрела на меня удивленно и даже, как мне показалось, слегка презрительно.
– Раз-лю-би-ла? – по слогам произнесла она. – Хочешь сказать, что я когда-нибудь была в него влюблена? Хочешь сказать, что в такого мужика вообще можно влюбиться?… Я никогда его не любила и больше так жить не могу. – Ее голос задрожал, а вместе с ним и нижняя губа.
Почувствовав приближение истерики, я решила ее отвлечь.
– Сначала расскажи, с кем изменила.
– Он музыкант, очень секси, – с готовностью откликнулась Len'a (crazy), – мы познакомились в баре, в каком уже не помню. Мне надо было убить время между маникюром и массажисткой, ну я и зашла в первый попавшийся бар выпить глинтвейна. Ты же знаешь, как я люблю глинтвейн.
– Можно сразу к делу перейти?
– Ну вот, зашла в бар, а там он. С длинными волосами. В джинсах и мотоциклетной куртке. Накачанный, все дела. Красивый. Причем никакой инициативы с моей стороны не было. Поверь, я бы просто полюбовалась, выпила свой глинтвейн и отчалила бы. Но он вдруг посмотрел на меня и улыбнулся. А потом написал на салфетке: «Поцелуемся?» – и передал через официанта. Я подумала – надо же, какой оригинальный. Подошла к нему и поцеловала.