Великий Ленкин секрет, заглянув по случаю в гости, так и прописался незаметно в моей квартире и никуда за ее пределы не выходил. Не потому, что я нема и деликатна, как кладбищенская земля. Просто как-то из головы вылетело.
– Мариша… Лена с ним рассталась! Ты понимаешь? Ушла от Пупсика. Насовсем.
Марина замерла, не донеся до рта чашку с дымящимся кофе. И на секунду собственное горе, сквозняком холодящее оголенный череп, отступило на второй план.
– Ты шутишь?
– Нет! Маринка, как же я забыла тебе сказать! Ленка тут приходила ко мне. Совсем никакая, в слезах. Говорила, что больше так не может, что не любит его, что ей надоели все эти, как она выразилась, версаче-хреначе.
– А ты?
– Поддержала, – улыбнулась я, – что же еще. Я давно ждала, когда это случится. Чуть было не перестала в это верить.
– А я перестала, – призналась Марина, ставя так и не пригубленную чашку на стол, – и даже смирилась. В какой-то момент решила, что все она сделала правильно.
– В смысле?
– Ну, с Пупсиком, – нехотя призналась она, – конечно, он противный и сексуальности в нем, как в шаре для боулинга. Но он ведь квартиру обещал ей подарить и образование купить. Брильянтов одних на двадцать тысяч долларов на нее повесил. А где бы была Ленка без этого всего?
– Ну ты даешь! Надеюсь, это временное помрачение рассудка. Он противный. И все. Это точка. Так что, зовем Ленку?
Сквозь трагически сложенные брови, опущенные уголки губ и заплаканные глаза с лаконичным «Эх!» проступила та Маринка, которую я знала.
– Ну что с вами поделаешь? Конечно, зовем!
Кто-то начинает новую жизнь с понедельника (мой прогноз – такая идиллия длится максимум до среды), кто-то – с первого января (банально до оскомины). Ну а кто-то – мы, например, – с катастрофы. Беда, помноженная натрое, сблизила нас, сплела наши нервные окончания, словно благодаря причудливой шутке природы мы стали психологическими сиамскими близнецами. Одна из нас едва не погибла и лишилась роскошных волос. Другая предпочла ничего не обещающий арбатский ветер и покрытое мраком будущее определенности, скучной, как подогретый кефир. Третья потеряла мужчину, который мог бы… Кем мог бы стать для меня Данила Донецкий, я точно не знала, однако его бесповоротное отбытие оставило вяжущий привкус горечи. Я старалась гнать эту мысль прочь, но все же ничего не могла с этим поделать – как будто внутри меня медленно надували шарик, который вот-вот лопнет, заполнив все мое существо вырвавшимся на волю вакуумом.
Len'a (crazy) весело выставляла бутылки на стол. Текила – золотая и серебряная, португальское молодое вино, приторный «Бейлис», веселящий яблочный сидр, французский дорогущий брют. Закуска соответствовала этой питейной роскоши: интеллигентная стограммовая баночка черной икры, крабовое мясо, испанский вяленый хамон, развесные оливки, свежий хлеб из пекарни на Садовом, черный шоколад с орешками… Мы с Мариной изумленно смотрели на эти приготовления.
– Я продала подвеску, – лаконично объяснила Лена, – к тому же на прощание немного опустошила Пупсиково портмоне.
– Да ты что? – ахнула Маринка. – А если заметит? Он и так, наверное, в трауре!
– Он в командировке и еще ничего не знает. А деньги не заметит точно – он никогда их не считает. Я всегда спокойно выгребала у него из карманов – то пятьсот долларов, то тысячу.
– А Лола с Анфисой не настучат?
– Шутишь? – расхохоталась Ленка. – Да они же рады, как дети, которых запустили в мороженый ларек! Сами готовы мне заплатить, только бы я больше не появлялась. Ведь теперь Пупсик женится на ком-нибудь из них. Если, конечно, вообще женится. Что ж, девочки, с возвращением! Мы снова вместе, и теперь уже ничего не сможет нам помешать! Предлагаю выпить за нашу новую жизнь!
Медленно втягивая в легкие ментоловый дым, я брела по ночному пустынному Арбату. Освежающая морось атаковала меня бесплатным душем Шарко. Приветливо теплились окна круглосуточных ресторанчиков. Редкие прохожие посматривали на меня с любопытством – для человека, гуляющего под дождем, у меня был слишком расслабленный и умиротворенный вид.
Как муравей, спешащий вперед по ленте Мебиуса, я снова оказалась в позиции низкого старта. Как ни странно, это радовало. Где-то в районе солнечного сплетения возбужденно вибрировало ощущение приближающейся новизны. Так бывает утром первого января, когда, кутаясь в прокуренный плед, выходишь на балкон и видишь, что снег не тронут ничьими следами, проталины асфальта усыпаны разноцветной перхотью промокшего конфетти и занимающийся день обещает, что отныне все будет по-другому. Эта обманная новизна заставляет тебя бросить пить и курить (ровно до следующего вечера), стать добрее (через неделю ты поймешь, что твоя патологическая отзывчивость незаметно трансформировалась в слабость, и станешь такой, какой была всегда), следить за своей внешностью (энтузиазм иссякнет после первого же визита к косметологу), следить за диетой (до тех пор, пока нагрянувшая в гости подруга не притащит коробку бельгийских конфет).