– … все ведь как думали – встретилась старая ведьма с дьяволом, выжила из ума и теперь вредничает! – бубнила тем временем баба Зина. – Так-то оно так, только имя дьяволу тому – Васька, и он сын моей дочери непутевой!
– Что? – я встряхнула головой, отгоняя несвоевременные мысли и пытаясь сконцентрироваться.
– Васька – паразит… – Баба Зина промокнула увлажнившиеся глаза кончиком бумажной салфетки. – Всю жизнь душа в душу прожили. Баловала его, души не чаяла. Дочь-то моя ребенком не интересовалась, ей все гулянки да мужики. А потом и вовсе вышла замуж в Калининграде, здесь ей, идиотке, не сиделось. И с концами, там у нее новый сынок. Мы с Васенькой вдвоем остались. Работала я на износ, чтобы у него все самое лучшее было. Талант-то у меня с детства, да нехорошо мне, когда целый день кряду гадаю. Как будто бы кто-то через соломинку жизнь изнутри высасывает. Утром смотрю на себя в зеркало – вроде и ничего. А вечером – страсть жуткая, хуже покойницы. Глаза ввалившиеся, бледная, тощая. И чем мне Васенька мой отплатил? – Баба Зина прищурилась, и я замерла с надкусанным сырником в руке. – Семнадцать лет ему стукнуло. Он и говорит: давай квартиру разменивать, бабушка. Я – за валидол. В квартире этой я родилась, в войну не выехала, и муж мой здесь помер, и сама помереть только здесь хочу. Но Васька словно рогом уперся: я имею право на часть жилплощади. Так что правы люди, Глаша, я и правда лицом к лицу встретилась с дьяволом.
Неприятный холодок пробежал вдоль моего позвоночника – я вдруг подумала: а что моя собственная бабушка рассказывает обо мне алчным до сплетен соседкам? Не похожую ли историю? Хотя нет, бабушка у меня дворянских кровей – она из тех не растративших благородство людей, чье происхождение сразу в глаза бросается. Сплетничать она не будет. И соседок презирает – за их продранные на больших пальцах тапочки, за их сваренные без души и желания жирные супы, за их дряблые ляжки, за подбородки двойные. Тех, кто не уважает свое тело, бабушка считает плебеями.
– Что с тобой, Глашенька? Что смотришь так?
– Да ничего, – промямлила я, – так, не к месту вспомнилось…
– А не к месту не бывает, – подмигнула баба Зина, – и в случайности не верю я. И еще, ты уж не сердись на старую, но я кое-что о тебе знаю.
Я обреченно вздохнула. Сырники сырниками, но нельзя забывать, что неожиданное ведьмино гостеприимство – всего лишь увертюра к неприятному предсказанию.
Я склонила голову – точно перед топором палача – и вздохнула:
– Валяйте, что уж там…
– Любишь ты мужчину, Глашенька, – медленно выговорила баба Зина, – высокого, темненького, смешливого.
От неожиданности я поперхнулась чаем.
– Что?
– В обиде он на тебя, в большой обиде, – покачала седой головой она. – Ты уж решила, что все у вас кончено. Но это не так.
– Вы… о ком?
– Тебе ли не знать? Я вижу лишь образы, а уж разгадывать их – твое дело.
Наверное, она просто видела меня с Донецким на Арбате. Как и все остальные, кто меня подначивал и поддразнивал. Как малые дети, честное слово.
– Вот что я должна была тебе сказать. Вот почему подошла.
В горле стоял горьковатый комок – стоял и никак не мог проглотиться.
– Но… А как же…
– Все пустое, – спешно заверила баба Зина, – то, что я смерть предсказываю, глупости. Вернее, предсказываю, но не всем. Хотя, если очень попросишь, могу, я ведь…
– Не надо! – нервно перебила я. – Моя подруга и так едва на тот свет с вашим предсказанием не отправилась.
– Ну не отправилась же, – хохотнула гадалка, – я же предупредить ее хотела. Красивая ведь девушка, жалко.
В голове всплыл образ Маринки – такой, какой видела я ее в последний раз. С распухшим от синяков лицом, красным носом, от рыданий принявшим неблагородную картофелевидную форму, с неряшливыми паклями волос, то тут, то там прорастающими из полулысого черепа.
– Могли бы уж до конца предупредить, раз жалко, – вырвалось у меня.
Баба Зина недовольно поджала губы:
– Она должна была обжечься, нимфоманка эта. Знаю, любишь ты ее, а вот, честное слово, не стоило бы. Не ровня она тебе, как и вторая потаскушка… Впрочем, ей все хрен по деревне, такая разве одумается?
– Уже одумалась, – буркнула я.
– Ага, жди… Ну а теперь пора тебе, красавица. То, что ты должна была узнать, тебе сказано.
– Постойте, но почему вы решили, что я его люблю? Я и не знаю, что такое любовь. Ничего такого со мною никогда не было.