– Обязательно расскажу. Но потом, когда вернусь. Марин, меня, скорее всего, не будет в Москве пару недель. Я уеду в путешествие.
Она уставилась на меня недоверчиво:
– В какое еще путешествие?
– В Южную Америку! Понимаешь, там есть один водопад… В общем, слишком долго объяснять. Надеюсь, я еще не опоздала!
Продираясь сквозь густые заросли больно жалящих кустов, отодвигая исцарапанными руками лианы, перерубая топориком лезущие в лицо ветки, я уныло материлась себе под нос. Пути назад не было – вернуться в город до заката мы все равно бы не успели. Целый день пути, мучительное черепашье продвижение вперед, ноющие колени и стертые пятки – и ничего нового. Все тот же густой, поющий миллионами голосов лес. Все та же влажная духота, оседающая на лбу солеными бисеринками. Все те же ноты беспросветного занудства в голосе моего компаньона. Пить больше глотка нельзя – у нас заканчивается вода. Остановиться, чтобы отдохнуть, нельзя – у нас четкий график пути. Отойти в сторону, чтобы сфотографировать прекрасное цветущее дерево, нельзя – там могут быть змеи. И вообще – фотографировать нельзя, нам надо торопиться.
Мои часы свидетельствовали, что наш безостановочный путь продолжается уже семь часов. Мне казалось, что прошла целая жизнь – дополнительная жизнь, спрятанная в унылом потоке моего городского существования, как идиотская пластмассовая игрушка в шоколадном яйце.
– Донецкий, ну долго еще? – в очередной раз простонала я.
– Ты ведешь себя, как ослик из мультфильма «Шрек». – Мой проводник едва обернулся, чтобы ответить. – И так всю работу делаю я, топором работаю. Чего тебе надо? Иди и наслаждайся.
– Издеваешься? Ох, да будь проклят тот день, когда я решила тебе позвонить! Меня так раздражает, что я еле ноги волочу, а ты даже не устал.
– Я просто хорошо притворяюсь! Глаш, я серьезно! Подумай о чем-нибудь отвлеченном. Трудности – часть моего плана.
Легко сказать – подумай о чем-нибудь отвлеченном, когда твои ноги ноют и чуть ли не вибрируют, умоляя об отдыхе, когда колючая жажда навеки поселилась в твоем горле, а от духоты перед глазами пляшут зеленые человечки!
Я ненавижу этот город настолько же сильно, насколько люблю.
Я люблю лотерейный дух Москвы – каждому кажется, что именно у него есть шанс сорвать джекпот. Люблю разношерстную толпу на улице. Катки в парках, дырчатый хлеб в пекарнях и восторженных иностранцев на Красной площади. Респектабельные галереи ГУМа, помпезные сталинские дома, кривые замоскворецкие переулочки. Атмосферу праздника, пьяными пузырьками бурлящую в крови.
Ненавижу пахнущую потом и поддельными французскими духами толпу в общественном транспорте, ненавижу московский слякотный ноябрь, ненавижу предновогодние магазинные давки. И еще кое-что. Большой город утрирует эмоции, как кривое зеркало, иногда самые искренние намерения воспринимаются здесь в ярмарочном варианте. Комедия ситуаций.
Свобода, например…
Все, о чем я когда-либо мечтала, – стать свободной. Угнетаемое родственниками существо – и как же меня угораздило появиться на свет в семье, где даже домашние животные более сильны духом, чем я сама? Мягкого бунта не получилось, я огребла желаемое по полной программе.
И во что же в итоге превратилась моя свобода?!
В ярмарочном московском мире свобода – всего лишь иллюзия. Бодрые устойчивые словосочетания из глянцевых журналов – «свободная девушка за тридцать», «свободный мужчина без моральных обязательств», «свободное сердце», «свободная любовь»…
Знаю я эту свободную любовь! Одно время Len'a (crazy) брала меня с собой в диско-клубы, тщетно надеясь, что мой экстерьер придется по вкусу кому-нибудь из приятелей Пупсика. Напрасно надеялась, тут не мог сработать даже фактор модельного роста. Сидя где-нибудь в углу и скромно потягивая лонг-дринк, я наблюдала за происходящим вокруг.
Свободные мужчины снимали свободных девушек, везли их в свободные квартиры, занимались свободной любовью, потом спешно искали свободного таксиста, чтобы встретить следующий день изначально свободными.
Все были знакомы с правилами игры, никто ни на что не рассчитывал, никто ни на кого не обижался.
Мне почему-то особенно было жаль хорошо одетых девушек «слегка за тридцать». Облагороженные гликолиевым пилингом лица, замазанные кремом за триста долларов морщинки, румянец от Dior, почти свежая шея, идеально прокачанный пресс. А в глазах такой отчаянный поиск, что страшно становится! Да, они выглядят получше иных двадцатилетних, только за их плечами – расторженные браки, бросившие и брошенные любовники, воспаления придатков и аборты, разочарования, курсы антидепрессантов и сотни несбывшихся надежд. У них есть дорогие туфли, но нет в запасе и десятка шальных лет, которые можно было бы лихо истратить без надежды на дивиденды, красиво промотать в блек-джеке бытия. Они все еще невероятно хороши собой, свежи и способны вызвать желчную зависть, но уши их терроризирует навязчивое тиканье: молодость уходит, а ты все еще не устроена.