Глава 10
Клиника «Седарс-Синай» в сердце западного Голливуда всегда слыла местом, где лечатся звезды и богачи. Тут умерли Фрэнк Синатра и Ривер Феникс, тут родились дети Майкла Джексона, а в психиатрическом отделении лечилась Бритни Спирс.
Тем не менее в таком известном месте работал вполне обычный медперсонал, который помогал вполне обычным людям – жертвам катастроф, потерпевшим от насилия, страдающим мигренями и получившим травмы при падении с роликов. Одним из лучших хирургов клиники считался худощавый иранец Роберт Раманьян, который только что прооперировал Трейвона Реймондса – точнее то, что осталось от бедняги Трея.
– С ним можно поговорить? – взволнованно спросил Гудман. – Его ответы могут пролить свет на дело.
Врач тяжело вздохнул. Операция длилась шесть часов, и Раманьяну было не до двух нетерпеливых полицейских в приемном покое.
– Боюсь, вы не совсем понимаете, детектив, – со всем возможным терпением откликнулся он. – Мистер Реймондс очень пострадал. Он на сильных препаратах и сейчас спит. Операция прошла успешно, однако пациента едва ли можно назвать счастливчиком. Левый желудочек сердца почти разорван в клочья.
Гудмал побледнел.
– Все настолько…
– Нож вошел прямо в сердце, – пояснил хирург. – Мы сделали все, что было в наших силах, но это не означает, что он не умрет в ближайшие часы.
– Тогда нам точно надо с ним поговорить, – проворчал Джонсон. – Его можно разбудить?
– Нет, – коротко ответил врач и с неприязнью посмотрел на обливавшегося потом копа. – Нельзя.
– Реймондс ничего не говорил, когда его привезли? – мягко спросил Лу, надеясь узнать хоть что-то, прежде чем напарник выведет хирурга из себя. – Или он был без сознания? Простите за настойчивость, доктор Раманьян, но ваш пациент мог видеть убийцу. Мы полагаем, этот же человек убил на днях молодую женщину и может напасть снова.
– Я понимаю, – ответил врач. – Но меня вызвали прямо в операционную. Поговорите с теми, кто принимал пациента. Быть может, они что-то слышали. Эй! – Он резко повернулся к Джонсону, который стоял у двери в палату. – Какого черта вы творите? Это запрещено.
– А я думаю, что у полиции есть немало прав, – прорычал Джонсон. – Я хочу задать парню несколько вопросов, ответы на которые могут спасти кому-то жизнь. И мне плевать на ваши запреты.
– Я же сказал, пациент на препаратах. Он даже не услышит ваших вопросов.
– Значит, мой визит ему не навредит, так? Слушайте, док, вы уже сделали свое дело. Теперь дайте нам делать свое.
Хирург настойчиво посмотрел на Гудмана, словно просил о помощи.
– Боюсь, я бессилен, – пожал плечами Лу.
Джонсон нажал на ручку двери и вошел в палату.
– Это возмутительно! – воскликнул врач. – Мальчик едва жив!
И пока он возмущался, призывая на помощь медсестер, Гудман торопливо вошел в палату вслед за напарником.
– Тебе обязательно вести себя как засранец? Вообще-то этот человек помогает, а не мешает следствию.
– Нет, не помогает.
Джонсон застыл возле больничной кровати, на которой лежал весь перебинтованный черный парнишка. Его тело казалось еще темнее на фоне белого постельного белья и многочисленных повязок. К рукам и ногами были подключены датчики, из вен торчали трубки; чудовищный прибор, похожий одновременно на пульт управления полетами и огромный пылесос, управлял жизненными процессами. Лицо пострадавшего было таким опухшим, что потеряло очертания, и по нему Трея невозможно было узнать. Неудивительно, что убийца решил, что он мертв.
– Парень умирает, Лу, – буркнул Джонсон. – Либо он скажет сейчас, либо никогда.
– Понимаю, – вздохнул Гудман. – Но все же…
Договорить он не успел, потому что напарник внезапно громко захлопал в ладоши прямо над ухом Трея.
– Очнись! – взревел Джонсон. – Трей! Очнись и скажи, кто это сделал!
– Мик, остановись…
– Я сказал, очнись и скажи! – вопил тот. – Открой чертовы глаза!
– Ради всего святого, ты спятил! – Гудман резко дернул напарника за плечо. – Уймись. Оставь парня в покое! Какого черта с тобой происходит?
Джонсон обернулся, его лицо было перекошено от злости. Казалось, он собирался дать Лу по морде. В этот момент в палате раздался тихий всхлип, словно кто-то с усилием сделал вдох.
Детективы повернулись на звук. Один глаз Трея, тот, что не окончательно заплыл, распахнулся.
– Я не знаю, – прохрипел парень, судорожно сжимая пальцы, будто пытался во что-то вцепиться. – Прошу вас! Я не знаю. Не знаю! – Он замотал головой и слабо запищал. В горле что-то клокотало.
Даже Джонсон встревожился.
Один из приборов запищал, и через несколько секунд в палату вбежали медики и бросились к пациенту. Трей забился на постели и внезапно затих.