— Мы действительно хорошо относимся к вам. — Он развел руками, как бы желая сгладить неприятное впечатление. — Мы не вправе отдать дело нашей жизни в чужие руки… Это, как вы понимаете, было бы чересчур опасно… И мы в конечном счете вынуждены снова и снова напоминать всем, кто предлагает нам свои услуги, на каких принципах строится Фонд. Что касается Учебного центра, то в нем, именно в нем, заключена наиболее ценная часть нашей работы…
Марта ухватилась за ветку. Засохший сук с треском надломился. Верхушки деревьев пока сохранили листву. Неужели это последние ростки жизни, обреченные на увядание, или соки, питающие их из глубины почвы, еще несут спасение? И разве зеленая крона не есть настоящее дерево, а все остальное — мертвая древесина? Она тогда заверила директорат, что всецело прониклась важностью возложенной на нее миссии — быть ответственным секретарем Учебного центра и, не вторгаясь в область идеологии, ограничить функции Секретариата подготовкой серьезной и актуальной программы культурного развития молодежи. Все закивали, словно деревья от ветра.
— Скажите, что побуждает вас взяться именно за эту работу? За составление культурно-просветительной программы? Ведь, собственно говоря, это не попечительство о молодежи в полном смысле слова.
— Меня привлекает самостоятельность, возможность проявить свои творческие способности, — отвечала Марта, смущенно улыбаясь, так как стыдилась своих высокопарных и, по сути, неопределенных ответов; ей следовало бы добавить, что здесь платят значительно больше, чем она когда-либо зарабатывала, и что перспектива жить бесплатно в доме Учебного центра тоже выглядит заманчивой.
Она сидела перед ними — инакомыслящая, непосвященная, — чувствуя, как ее со всех сторон разглядывают, просвечивают, взвешивают. Слышала вокруг тихие голоса, произносящие обветшалые премудрости: «…рекомендуем проявлять… мы возложили на вас задачу… условия жизни диктуют… подлинная сущность человека… еще надолго останутся неразрешимые проблемы… надеемся, что вы оправдаете доверие…»
Против всяких ожиданий Марта все же получила эту должность.
Тропа вывела ее на площадку, сплошь заросшую сорняком. Марта увидела какой-то дом и сообразила, что это замок. Прямоугольное двухэтажное здание с грязными, потрескавшимися стенами. На всех окнах плотно закрытые облезлые жалюзи. В середине фасада — арка, ведущая во внутренний двор. Марта направилась вдоль опушки к дому. В замке кто-то громко кричал, слышались глухие удары. Марте почудилось, что сквозь ветхие жалюзи за ней наблюдают. Даже страшно стало: вдруг со двора сейчас выбежит свора собак, таких же облезлых и запущенных, как этот замок, и кинется на непрошеную гостью. Кроны деревьев тонули в мареве жаркого дня. Боязливо озираясь, Марта прошла под аркой. Раскаленный, залитый солнцем двор. В узкой теневой полоске у западного крыла замка стоял старик в панаме и просторном светлом костюме и сам с собой играл в шары. Подбадривая себя жестами и громкими выкриками, он как бы обращался к зрителям, хотя на самом деле во дворе присутствовали только две кошки, которые, мурлыча, разлеглись на границе света и тени.
— Bonjour, monsieur[23], — сказала Марта, не зная, заметил он ее или нет, но не решаясь молча уйти.
Он обернулся, приложил руку козырьком к глазам, хотя на носу у него были солнечные очки. Голову он втянул в плечи, а подбородок вызывающе торчал вперед.
— Соревнования еще не начались! — сердито крикнул он. — Ведь вы пришли сюда поэтому? Неужели так трудно запомнить правила? Для чего расставлены колышки?! Зря, что ли, я их каждый год расставляю? Так никогда и не научитесь.
— Я… это недоразумение… — смущенно пробормотала Марта. — Я просто хотела посмотреть…
Человечек, словно защищаясь, вытянул руки и завизжал:
— Pas de touristes! Pas de touristes![24]
Марта пролепетала извинения и поспешила ретироваться. Однако чувство более сильное, чем простое любопытство, побудило ее обойти вокруг замка. Рука скользила по замшелой стене. Несколько раз Марта пыталась заглянуть в прорези между планками жалюзи, но, кроме грязных оконных стекол и полного мрака, ничего не увидела. За домом был декоративный садик, неухоженный, с пыльной живой изгородью и подстриженными конусом кустами. В середине находился фонтан, но воды в нем не было. Нигде ни цветка, ни зеленой травки. С этой стороны окон не было, только несколько застекленных двустворчатых дверей. Марта остановилась и прислушалась. Ни один звук не нарушал полуденную тишину. Молчал сад, похожий на вытертый ковер, молчал лес, обступивший замок, сумрачный и неяркий, как театральная декорация. И вдруг произошло нечто удивительное. Открыв наугад одну из дверей, на стеклах которой тоже были жалюзи, Марта попала в огромную комнату, где все сверкало и переливалось. Едва она ступила на шаткие половицы, все в комнате заколебалось и тихо зазвенело: три хрустальных канделябра, матово блестевших, как запыленные льдинки; ряды ваз, бокалов, чаш из разноцветного резного стекла на полках и в витринах — все это, украшенное гирляндами цветов, цепями и завитушками из того же стекла, отражалось в венецианских зеркалах всевозможных форм и размеров. Дверь за Мартой захлопнулась. Сквозь сломанные жалюзи на все предметы, на пол и на мебель пятнами и полосами падал свет. Он отражался в зеркалах, причудливо переливаясь всеми цветами радуги. Марта взяла в руки чашку, и по стенам к потолку тут же метнулась радужная полоска. Она сдувала пыль с зеленых бокалов на высоких ножках, с лазурно-голубых графинов, рубиново-красных чаш, ощупывала сделанные из полудрагоценных камней листочки и фрукты на хрустальных китайских деревцах; от прикосновения ее пальцев бусинки качались и нежно звенели.