Блекер положил два куска сахару в ложечку и стал осторожно погружать ее в кофе, пока сахар не окрасился в коричневый цвет.
— Это был скипидар, которым я чищу рамки, — сострил Герри.
В большом сером «шевроле» они приехали на Плантаже-Мидденлан. Датье угостила их чаем. Полусложенная раскладушка все еще стояла в комнате. Видно, Датье догадывалась, что племянник может загоститься. На небрежно свернутых одеялах красовался его галстук. Блекер взглянул на него и оставил на прежнем месте.
Внимание Герри явно привлек буфет. Датье, видимо сообразив, что имеет дело с торговцем, который прощупывает ее, говорила не о стоимости буфета, не о продаже, а о своей матери, которая прятала на нижней полке шкатулку с деньгами. Она не давала Герри рта раскрыть, болтая без умолку о днях рождения и поминках, где настойку приходилось пить ложечкой, чтобы доставать изюм. Герри пробовал заикнуться о курительном приборе, стоявшем на камине, о зеркале, висевшем над ним, о фризских ходиках в коридоре. Все напрасно. Малейшая безделушка в доме Датье имела свою историю. Она сунула в руки Блекеру открытку.
— От квартиранта, — с гордостью сказала она.
Блекер перевернул открытку с видом морского побережья и прочел в левой половине слова, написанные школьным почерком: «Сердечный привет с солнечного юга. Б. Я. Т. Кок».
— Ужасно мило с его стороны, — сказала Датье. — В понедельник он возвращается.
Герри подал знак, что пора уходить. Блекер кивнул и встал.
— Очень приличный человек, — тараторила Датье. — Всегда в сером костюме, ходит тихо, не топает. Вежливый и воспитанный мужчина, ничего не скажешь.
— Мы пошли, — перебил Блекер. Он положил руки ей на плечи. — До свидания, Датье. Спасибо.
Красный отсвет вечерней зари окрасил белые карнизы особняков на Плантаже в розовый, а деревья в темно-коричневый цвет; Герри развернул машину. Блекер махал Датье рукой, пока она не скрылась из виду. По радио передавали камерную музыку, и Герри ехал со скоростью, не превышающей тридцати километров: по его словам, под такую серьезную музыку быстрее ехать неловко. Блекер высунулся в окошко; ветер нес запахи порта и ласково шевелил волосы.
Герри показал ему Зеедейк во всей красе. Негры и проститутки, музыкальные автоматы, где все так же популярны Билл Хейли и Платтерс.
Блекер удивлялся, что смог выпить столько пива; сначала он думал, что жажда мучит его от жары, ведь вместе с потом тело теряет много влаги.
Но немного погодя он убедился, что дело не в этом. Слабость перекинулась из живота в пищевод, в голову, в корни волос. Бар закачался, девушка-барменша расплылась, в висках застучало, уши словно заложило ватой. Пошатываясь, Блекер выбрался на улицу и сел на ступеньку. Он глубоко дышал и старался не закрывать глаза. Надо двигаться, думал он, не хватало еще простудиться. Господи, не схватить бы воспаление легких. Надо двигаться. Держась одной рукой за стену, он спустился по лестнице. На углу узенькой улицы остановился у освещенной витрины с бельем, чулками и детской одеждой. Боже, как это попало на такую улицу? Блекер свернул за угол, оперся руками о широкую дверь и избавился от пива, ливерной колбасы и еще какой-то кислятины с рисом и арахисом. Мимо, перешептываясь, прошла парочка. Конечно, они шептались о нем — Блекер чувствовал, что они смотрят на него. На пьяного без пиджака, который пакостит у чужой двери, бесстыдно, как собака.
Подняв клочок газеты, Блекер стер следы блевотины с ботинок и со штанин. Чем же вытереть подбородок? он тупо огляделся. Нет, он никогда не рискнет вытереть лицо тем, что валялось на земле. Блекер нерешительно поднес пальцы к подбородку, грязному и липкому. Потом несколько раз провел по нему ладонью, которую вытер о брюки.
Представляю, как от меня разит, думал он, возвращаясь в кафе. Герри разговаривал с торговцем подержанными машинами Питом Кабеляувом и дельцом Барендье. Блекер заметил, что Пит пьян, правда, лишь в той степени, в какой некоторые мужчины пьяны каждый вечер, то есть мог еще держаться на ногах. Он выглядел опустившимся, лицо красное, одутловатое, с набрякшими воспаленными веками.
Смеясь, Пит хлопнул Герри по плечу и толстым грязным пальцем показал на Блекера. Блекер остановился. Они смеялись над ним, догадавшись по его виду, что произошло. Смеялись все — и Барендье, и Порно-Янтье. Парни, которые сегодня вечером так хорошо отнеслись к нему, перед которыми он хвастался своим подвигом и которые поддержали его, говоря, что он правильно сделал, наплевав на бабу. У него закололо под ложечкой, он не знал, куда девать руки и ноги. Подойти к ним или уйти? Мысли с трудом ворочались в голове. Он оперся было о сиденье высокого табурета у бара и сразу же отдернул руку, ощутив чужое тепло.
— Эй, дядя Вил, — услышал он голос Герри. — Ну как, полегчало?
Блекер поднял на него глаза.
— Погано, — признался он.
— Держись, еще и двенадцати нет, — сказал Герри, дымя сигарой.
— Мне совсем худо, — пожаловался Блекер. Неужели он не чувствует, как от меня пахнет, подумалось ему.
— Ничего, — утешил Герри, потрепав Блекера по щеке. — Сейчас все пройдет. Главное, чтобы основательно вывернуло.
Зевая, Блекер покачал головой.
— Тут у меня две чертовски аппетитные девицы, — сказал Герри. Он показал большим пальцем на свое сердце, затем достал из кармана кожаной куртки сигару. — Бери, для тебя оставил.
Блекер поспешно отказался.
— Пойду попрошу КС уступить тебе место. Хочешь? — И, не дожидаясь ответа, Герри направился к КС.
— О’кей, — сказал Блекер и поплелся за «жизнелюбцем», который на каждом шагу кому-то махал рукой и даже успел погладить по голове невысокого суринамца.
КС любезничал с немолодой женщиной в атласном платье цвета морской волны. Завитки волос падали ей на лоб и щеки, подчеркивая ярко накрашенные губы, которые она время от времени складывала бантиком.
КС изучал медицину. Вот уже двенадцать лет он никак не мог овладеть этой наукой и главным образом потому, что якшался с «синдикатом кутил», с которыми он сейчас и бражничал. Он тоже курил сигары и разъезжал в больших американских автомобилях. Но тот факт, что он был сыном преуспевающего дантиста, который по нескольку часов в день занимался исключительно частной практикой, и пять лет членства в студенческой корпорации наложили отпечаток на его манеры и внешность. Вот и сейчас он подбирался к толстухе исподволь, не лез обниматься, не щипал за грудь, не запускал руки под юбку. Нет, он обхаживал ее комплиментами.
— Ну-ка, убери свой толстый зад, — скомандовал Герри. — Освободи стул. Тут сядет Вилли.
— А, старый друг! — КС пристально посмотрел на Блекера. — Хорош, — подытожил он и обернулся к толстухе: — Сударыня, извините меня, но этому славному парню выпал тяжкий жребий.
— В чем дело? — с любопытством спросила она у Блекера.
— Устал от долгой поездки, — соврал он.
— Из отпуска вернулся?
Она предложила ему ментоловую сигарету. Блекер отказался. Курить действительно не хотелось. Сейчас ему был нужен «норит» от болей в желудке, но лекарство, увы, в кафе не ищут.
— Ну, котик, — сказала она, положив пухлую руку ему на колено. — Кисло тебе, а?
Блекер посмотрел на ее колени, усеянные фиолетовыми точечками.
— Анни не проведешь. Нелады с женой? — Она наклонилась совсем близко, и он увидел, что на ней нейлоновый парик. Анни повела носом: — Вырвало?
Блекер пристыженно кивнул. Она сильно потянула его за руку.
— Пойдем! Анни вымоет тебя хорошенько.
Он вздрогнул и посмотрел в ее размалеванное лицо. Из-под пудры проступали морщины, и он подумал, что ей явно не меньше сорока. Но какая разница, где спать? К тому же она так приветливо улыбалась.
Анни жила над слесарной мастерской на Гелдерсекаде. Первую комнату почти целиком занимали белый пухлый диван и низкий стол с креслами. В углу висел небольшой шкафчик, где стояли несколько развлекательных книжонок, чайный сервиз и приемник. Стены, камин и подоконники были украшены кричащими дешевыми безделушками.
Она сбросила туфли и растерла ноги.