Вон с чердака, вниз по трем ступенькам, через башенку, кубарем по широкой дубовой лестнице и снова очертя голову по коридору, на этот раз третьего этажа. Быстро, одну за другой Мартышка распахнула четыре двери, и темный коридор залило светом. Но пятая не поддавалась. Мартышка яростно дергала ручку и в запале уже готова была хорошенько пнуть дверь ногой, но не успела. Кронпринц рассердился.
— Это комната Теета, — строго сказал он.
— А чего он ее запирает! — тяжело дыша, возразила Мартышка. Она прислонилась к стене и тихонько съехала на корточки. — Мы свою дверь никогда не запираем. — Искорки, мелькавшие у нее в глазах, насторожили кронпринца. — Может, у него там какая-нибудь тайна? У него наверняка есть какие-то грязные тайны. Неприличные тайны. Может, у него там собака?
Она опустилась на колени и прижалась ухом к замочной скважине. Но никакого лая не услышала. Тогда она отвела медный язычок и заглянула внутрь, но увидела только чернильную темноту: очевидно, с внутренней стороны был такой же точно язычок.
— Никаких тайн у Теета нет! — сердито сказала она. — Просто он запирает дверь, когда мы приезжаем. Не доверяет нам.
— Может, он боится воров, — предположил кронпринц.
Опять опасный блеск в глазах.
— Ой, Эрнст, а здесь есть воры?
Он поспешил заверить, что им-то бояться нечего.
— Ну вот, видишь? Он нам не доверяет. Он нехороший.
Мгновенно утратив всякий интерес к старому слуге, Мартышка вскочила, готовая продолжать осмотр других комнат. Три двери открывали вход в помещения столь же унылые, как и на чердаке. Голые кровати, пустые шкафы, голые, скрипучие полы. В одной комнате стояли горшки с засохшими растениями: видно, слишком много солнца выпало на их долю. Последняя дверь вела в туалет.
Кронпринц все время держался в сторонке. Как старший брат, он считал своим долгом занять критически-снисходительную позицию по отношению к Мартышкиным сумасбродствам. Но понемногу ее возбуждение передалось и ему. Он чувствовал, что за ее дерзостью и легкомыслием скрывался определенный замысел и что этот замысел вот-вот раскроется. Третий этаж заинтересовал ее меньше, чем чердак, и все же Мартышка не спешила снова штурмовать лестницу. Но и кронпринц не решался сделать первый шаг, пока намерение не было высказано более или менее определенно. В конце концов Мартышка осторожно сформулировала заветную мысль:
— А что, если заглянуть в комнаты дедушки?
Более убедительно, чем кивком, он не мог выразить свое согласие. Любопытство одержало верх над благоговением перед дедушкой. Решительно, но бесславно.
— Пошли, — сказала Мартышка.
Держась за руки, дети стали спускаться по лестнице. Они робели и ступали осторожно, потому что бдительный Теет находился всего этажом ниже. Этот этаж выглядел более обжитым. На полу лежала дорожка, и под потолком висела не просто лампочка, а люстра с хрустальными подвесками, которые приятно посверкивали в неярком послеполуденном свете, проникавшем сквозь высокие окна лестничной клетки. Дети знали, что слева находится большая комната для гостей, что в темном конце коридора расположена ванная и что две маленькие комнаты справа — рабочий кабинет и спальня дедушки.
— Ты первый, — шепнула Мартышка.
Нажимая обеими руками, кронпринц медленно-медленно отворил дверь рабочего кабинета. Заглянув наконец внутрь, он невольно вздрогнул, хотя ничего ужасного не увидел. Это была наиболее благоустроенная и обжитая комната во всем доме. Единственная, откуда еще не выветрился человеческий дух. Но во всей атмосфере кабинета чувствовалось какое-то смятение, будто кронпринц потревожил его во время сна. Плотные занавески были наполовину задернуты, так что лишь узкая полоса света пробивалась внутрь. Мебель, серебрившаяся пылью в тех местах, куда падал свет, казалась разочарованной: не его она ждала. Кронпринц чуть было снова не прикрыл дверь, но легкий толчок в спину заставил его перешагнуть порог.
Мартышку с ее страстью к ужасному и отвратительному в кабинете мало что могло порадовать. Мебель была старомодная, пыльная: под окном кресло, накрытое шотландским пледом, вдоль стены, что против двери, — бюро и чертежный стол, такой, весь на винтах, а против окна — маленький книжный шкаф. На столике возле двери стояло серебряное деревце с искривленным узловатым стволом и ветвями, которые будто согнулись под тяжестью десятков овальных медальонов с фотографиями. Кронпринц чувствовал себя наглым захватчиком, вторгшимся в чужие владения. В комнате незримо присутствовал дух дедушки, отпечаток его личности лежал на каждом предмете. Кронпринцу казалось, что и Мартышка это чувствует: она стояла посреди комнаты, явно робея и колеблясь, хотя, может быть, она просто ждала, чтобы глаза привыкли к полумраку.
Вот она, точно в музее, склонив набок голову и заложив руки за спину, остановилась перед удивительным серебряным деревцем и стала разглядывать фотографии. Кронпринц тоже начал осмотр, соблюдая соответствующую благопристойность. По широкой дуге обошел кресло, как если б оно было обнесено заграждением из толстого шнура, боязливо провел пальцем по крышке бюро, игнорируя воображаемую табличку, запрещающую трогать экспонаты руками. Нагнулся прочесть названия книг в истрепанных пожелтевших обложках, стопкой сложенных на бюро. Под книгами лежали альбомы фотографий. Названия выглядели внушительно и непонятно:
«Растворы для каменной кладки».
«Новая статика и сопротивление материалов».
«Die Gothische Baukunst».
«Соборы Франции».
«Остия».
Он не смел не только раскрыть эти книги, но даже дотронуться до них не решался.
Мартышка звала его к себе, не в силах оторваться от диковинного деревца.
— Ты только посмотри, Эрнст, портрет тети Йоханны, когда она еще была не такая толстая! На шее жемчуга в пять рядов… Какая длинная нитка! А вот тетя Каролина! В шляпке из белых кружев, очень красивая, а на лице веснушки, как дождик… Ой, Эрнст, мы тоже здесь висим, глупые детские фотографии, представляешь? Надо будет дать дедушке другие, где мы сняты этим летом. Да иди же посмотри. Вот папа с маленькими усиками, до чего смешной! — Она зажала ладошкой рот и взвизгнула от восторга, — У него такой серьезный вид… А тут совсем старые фотографии… Какие-то незнакомые люди… Полная женщина с пучком… хм…
Кронпринц тем временем добрался до чертежного стола. Он был слишком занят дедушкиными книгами и чертежами, чтобы прислушиваться к Мартышкиной болтовне. На истыканную кнопками доску был наколот большой лист ватмана. Уже не совсем твердой дедушкиной рукой каллиграфически выведено: «Реконструкция Терсдейкской часовни св. Антония». Из паутины вспомогательных карандашных линий материализовалась вычерченная тушью проекция переднего, бокового и заднего вида. Рядом с ватманом дедушка пришпилил археологической журнал с репродукциями, изображающими эту часовню, и повсюду на столе были приколоты бумажки с расчетами и сделанными от руки эскизами.
— Эрнст, да поди же сюда. Может это быть наша бабушка? У нее глаза как у папы, один большой и один маленький, и почти без ресниц…
Кронпринц наслаждался точностью линий, безупречной симметрией, совершенством прямых углов, четкой округлостью дуг. То, что когда-то существовало, а затем исчезло, оказывается, может быть воспроизведено вот за таким столом — разве само по себе это не чудо?