Дедушка засмеялся, а в ушах кронпринца его смех прозвучал воплем отчаяния. Затем он обратился к тетушке и сообщил, что вопрос с Теетом, по его мнению, закрыт, и, если она хочет поговорить о чем-то еще, пожалуйста.
— Ты же видишь, в каком я положении, — сказал он весело. — Моя судьба в руках старого грубияна. Поступайте, как находите нужным. Я в полном вашем распоряжении.
Тетушка не ответила. Сжав в кулаке салфетку, она пристально смотрела на Мартышку в надежде, что ребенок подкинет ей зацепку, за которую можно будет ухватиться. Но Мартышка вся обратилась в слух. Папа делал вид, что происходящее его ничуть не касается. На лице его было не больше выражения, чем на скатерти, которая, казалось, целиком завладела его мыслями. Наконец дядя Йооп мужественно, как и приличествует подлинному хранителю семьи и домашнего очага, взял инициативу в свои руки. Встал и, как он бесчисленное множество раз делал, выступая перед рабочими в качестве директора по кадрам на сборочном предприятии, оперся обеими руками о стол и слегка наклонил корпус вперед: мы все прекрасно понимаем, но войдите же и в наше положение — засим подробно обрисовываются обстоятельства, вынудившие дирекцию принять столь неприятное для всех заинтересованных лиц решение. Тут он неожиданно выпрямлялся и, выставив вперед руку, с улыбкой, выражающей понимание тщетности всех человеческих усилий, препровождал одураченных слушателей к двери. Но в данном случае многолетний опыт ему не помог. Может, из-за того, что он выпил лишнего, может, его истерзали долго сдерживаемые эмоции, только нервное подергивание век и уголков рта, а также вышедшая из повиновения нижняя губа помешали ему придать лицу соответствующее самоуверенное выражение.
— Я не понимаю, отец, почему вы должны оставаться жить в этом доме, — начал он, набрав предварительно в грудь побольше воздуха. Но этот воздух ему не понадобился, так как дедушка тут же перебил его:
— Вот как, не понимаешь? Что ж, ничего другого я и не ожидал. Ты…
— То есть я понимаю, — поспешил поправиться дядя Йооп, — что вы глубокими корнями связаны с этим владением… Здесь вы впервые открыли глаза, здесь прошла вся ваша плодотворная жизнь, но при том, как обстоит дело сейчас, я не вижу, зачем вам этот дом, или, наоборот, зачем вы этому дому.
Четко сформулировав исходное положение, опытный оратор выдержал небольшую паузу и многозначительно посмотрел по очереди на дедушку, на папу и тетушку.
— Так вот, — продолжал он, несколько сбитый с толку тем, что никто не откликнулся на его призывный взгляд, никто его не приободрил. — Здесь, за этим столом, я и моя жена Каролина, ваша дочь, родители десятерых детей, которые нуждаются в жилье. Этот факт я и выкладываю сейчас на стол, на ваше рассмотрение, потому что вы, несомненно, признаёте скудость и убожество нашего обиталища.
— Скудость и убожество твоего чердака, — пробормотал дедушка.
В этот момент появился Теет со вторым блюдом.
— Я никому не позволю садиться мне на голову! — свирепо выкрикнул он. — Хватит, надоело. Тошно смотреть, как вы здесь судите да рядите. Я поем в кухне.
Он со стуком ставил перед каждым тарелку, потом швырял рядом нож и вилку, после чего с пустым подносом вышел из комнаты и захлопнул за собой дверь.
К кисло-сладкому мясу он сделал винный соус с луком и кореньями, а мясо уложил на поджаренных кусочках белоснежного хлеба. Но особую праздничность придавали блюду серебристые колечки лука и огурцы.
— Знаете ли вы, — спросил дедушка, подцепляя вилкой кусочек огурца и поднимая его вверх, — что люди на смертном одре очень часто просят огурца?
Все самоотверженно набросились на еду, кроме дяди Йоопа, который еще не сыграл до конца свою роль. Он еще не истощил запасы красноречия и нетерпеливо барабанил пальцами по скатерти.
— Если вы позволите мне вернуться к прерванному разговору, — заговорил он, когда снова стало тихо, — я хотел бы продолжить. То, что в настоящий момент лежит на столе, — это проблема номер один. К ней я прилагаю проблему номер два. В чем она состоит? Сейчас объясню. То, что мы с вами только что наблюдали, суть типичные осложнения, неизбежно настигающие человека на склоне лет. В эти годы человек по рукам и ногам связан со своими близкими, потому что без посторонней помощи ему не обойтись. Если же близкие сами едва-едва держатся на поверхности, тут-то, как я полагаю, и кроется путь к решению вопроса. И данный случай, по моему мнению, может быть разрешен самым удовлетворительным образом. Итак, мы кладем проблему номер два рядом с проблемой номер один, — дядя Йооп обеими руками разложил проблемы на столе, будто демонстрируя химический опыт, — и что мы видим, к нашему великому изумлению? Проблемы взаимно уничтожаются!
Его лицо лучилось радостным удивлением, но ученики по-прежнему смотрели на своего учителя весьма скептически.
— Как это получается? А вот как. Формула первой проблемы — недостаточность. Формулу второй проблемы, приняв во внимание, что отец занимает плохо приспособленную для жилья и, — это он произнес с нажимом, — слишком обширную площадь, можно назвать избыточностью. Накладываем одну проблему на другую, — дядя Йооп хлопнул в ладоши, — и все!
Просветленным взором он обвел сидящих за столом, но те лишь сосредоточенно морщили лоб, стараясь сквозь туман его рассуждений разглядеть восходящее солнце надежды. Дядя Йооп сделал последнюю уступку их тупости:
— Тогда разрешите мне выразить эту мысль другими словами. Каролина, я и наши дети разместятся в этом доме, а вы, отец, переберетесь в пансионат.
Он без сил рухнул на стул.
— А, — воскликнул дедушка, — в богадельню! Теперь ясно.
— Как правильно: Жозефина — Хююб или Хююб — Жозефина? — с полным ртом обратилась Мартышка к тетушке.
Тетушка, вздрогнув, оторвалась от мрачных мыслей.
— Что такое?
— Как надо: Тини, Кеес, Йоопи, Хююб, Жозефина, Ивонна, Элсбет, Дантье, Дорин, Вимпи? Или Тини, Кеес, Йоопи, Жозефина, Хююб, Ивонна, Элсбет, Дантье, Дорин, Вимпи?
— Ради бога, что нужно этому ребенку?
Кронпринц пришел сестренке на помощь.
— Мари-Сесиль хочет знать, кто старший: Жозефина или Хююб, — дружелюбно пояснил он.
— Понятия не имею, — выпалила тетушка в крайнем смятении. — Не могу я этого сказать. Вообще-то старшая Тини…
Взгляд ее, устремленный на папу, настойчиво требовал: скажи же хоть слово. Вместо ответа папа беззвучно, словно в истерическом припадке, рассмеялся, подперев лоб кулаком, под локоть ему при этом попала вилка.
— Каково же твое участие в этом плане, Вилли? — спросил дедушка.
Лицо папы напряглось, он поднял голову.
— Я бы взял склад, — сказал он как бы в порыве откровенности, после чего снова разразился беззвучным смехом.
Ответ его прозвучал неудачной шуткой. Вилка согнулась под тяжестью его руки. Тетушка встала из-за стола и, прикрыв рот салфеткой, быстро вышла из комнаты.
— По-моему, она будет плакать, — убежденно и очень серьезно сказала Мартышка. — Я тоже.
Она сползла со стула и важно прошествовала к двери. Когда она ее распахнула, послышались тетушкины всхлипывания, к которым немедленно присоединились Мартышкины, но тут дверь захлопнулась.
За столом образовалось заметное зияние. Папа пытался на колене выправить погнутую вилку. Кронпринц жевал так, будто от этого зависело спасение его жизни. Сердце его сжималось от страха за отца, за дедушку, за себя… Напряжение, возникшее между папой и дедушкой, грозило непоправимо разрушить что-то важное. Кронпринцу казалось, что, если не думать об этом, а только есть, быть может, удастся отвести опасность. Дедушка поднял глаза от тарелки.
— Зачем тебе понадобился склад?
Мартышка вернулась с покрасневшими, но сухими глазами.
— Тетушка хочет быть одна, — сообщила она. — А я никогда не плачу, когда я одна.
— Зачем тебе склад?
— Для моего дела, — ответил папа еле слышно.
— Не знал, что у тебя есть дело. Я всегда считал тебя дилетантом, вольным художником — камин здесь, стенка там. Это делом не назовешь. А другой работой ты уж сколько лет не занимаешься.
— Для подрядов сейчас времена неблагоприятные.
— Сейчас самые лучшие времена. Никогда они не были так благоприятны.