Летопись жизни дяди Сида, как и дяди Чарли, началась во время Южноафриканской войны. В качестве солдата-наемника он заработал репутацию молчаливого, хитрого и выносливого человека. Его талант к крикету, развитый на изрытых кротами просторах Шипскомба, и там обеспечила ему особые привилегии. Очень скоро его отправили играть за армию, и он стал получать усиленное питание. Одержимость его деревенской манеры игры вызвала переполох в офицерской среде. Наконец-то, на плоском поле, с опаленными солнцем сухими воротцами, после бугристого, с коровьими лепешками родного поля, он попал прямиком в разряд гениев, побив все возможные рекорды и истрепав огромное количество чужих нервов. Его убийственные посылы низвели бывших героев до состояния паники; они просто помахали ему рукой и сбежали — когда он вошел с битой, парни надели шапочки и молча рассеялись по границам поля. Я представляю себе этого широкоплечего, невысокого, подвижного человечка, бьющего без промаха крикетный шар от земли, лицо его налито кирпичной кровью от ярости, плечи рвутся из-под подтяжек. Я вижу его крюк для следующей передачи, затем разворот на коротких, кривых ногах и удар, от которого шар пролетает чуть не полпути до Иоганнесбурга. При этом мысленно он слышит одобрение из далекого Шипскомба. В старой трансваальской газете, сохраненной Матерью, я однажды нашел счет, который выглядел примерно так:
Армия против Трансвааля. Претория, 1899 г.
АРМИЯ
Полковник «Тигр» Фокс-Уайт 1
Бригадный генерал Флетчер 0
Майор Т. В. Г. Стаггертон-Хэйк 12
Капитан В. О. Спиллингхэм 0
Майор Лайел (нет) 31
Рядовой С. Лайт (нет) 126
Остальные 7
Итого (на 4 дек.) 177
ТРАНСВААЛЬ - 21 всего (Рядовой С. Лайт 7 из 5)
Это, вероятно, был пик славы дяди Сида, время, которое он любил вспоминать больше всего. А затем кривая его жизни определенно пошла вниз — хотя время от времени и случались всплески.
Например, выдался день, когда наша деревня наняла три автобуса для выезда в Клевендон — дядя Сид шофером на первом, с корзиной пива в ногах. «Поставь ее к нам наверх, дядя Сид!» — кричали мы, с ревом проносясь сквозь летнюю зелень. Присосавшись к пиву в одной руке, крутя руль другой, он мчался быстрее ветра, пока мы внезапно не наткнулись на что-то. Нас подбросило вверх, выше заборов, оторвав от сидений, превратив в рожденных для полетов — по вине человека за рулем…
А на пути домой, на закате дня, нас остановил женский крик. Она стояла у обочины с ребенком на руках, съежившись от страха перед разъяренным мужчиной. Живая сценка как бы застыла, чтобы мы все могли ее разглядеть. Растрепанная женщина, вопящий ребенок, мужчина с поднятой рукой. Наши автобусы, дрожа, остановились, мы все заорали. Перегнувшись через борта нашей открытой платформы, мы кричали мужчине, что он подлец. Наши мужчины, не сходя со своих мест, требовали, чтобы он оставил в покое бедную женщину. А дядя Сид сложил пиджак, ни слова не говоря, вылез из кабины, подошел к буяну, заломил ему руку и пихнул головой в кусты. Жизнь ему представлялась лишь черно-белой, и он реагировал на ее проявления очень просто. Хмурясь от гордости, он вернулся к рулю и повез нас домой, чувствуя себя героем.
Дядя Сид ничем не отличался от своих братьев в проявлениях рыцарства, темперамента и способности пить. Он мог опрокинуть и человека, и кружку пива с такой же готовностью и так же ловко, как и они. Но его работа водителем автобуса (и его ревматизм) — оба процветали — мешали утолению его потребностей. В конце концов, из-за своих склонностей, он добился официального осуждения, и именно на этом месте судьба низвергла его.
Когда он женился на тете Алисе и стал отцом двоих ребятишек, работа заставляла его придерживать свою необузданность. Но все равно закон оказался против него, и вскоре он попал в беду. Он был лучшим водителем омнибуса в Строуде, без сомнения; причем, много безопаснее и даже вдохновеннее, когда бывал пьян. Все знали это — кроме автобусной компании. Он стал получать замечания, предостережения, строгие предупреждения, и, наконец, дошло до задержания зарплаты.
Когда случалось последнее, он, из уважения к тете Алисе, всегда совершал самоубийство. Он, правда, сделал гораздо больше попыток самоубийства, чем любой из моих знакомых, но всегда самым нерезультативным способом. Если он топился, канал оказывался высохшим; если прыгал в колодец, тот тоже был пустым; а когда он выпивал дезинфицирующее средство, рядом всегда наготове стоял антидот, с четкой этикеткой, к вашим услугам, готовый решить вашу проблему. Он рассудил, и вполне разумно, что гнев тети Алисы при известии об очередной задержке зарплаты утонет в ее гораздо большей тревоге, когда она снова найдет его при смерти. И тетя Алиса никогда не подводила его в этих расчетах и прощала его каждый раз, когда он поправлялся.
В тот вечер мы поздно засиделись на кухне и вдруг услышали громкий стук в дверь. Заполошный голос кричал: «Анни! Анни!», и мы поняли, что что-то случилось. Кухонная дверь со скрипом отворилась, и показались три фигурки в черных одеждах. Это прибежала тетя Алиса с двумя маленькими дочками, все трое надели воскресную одежду. Они застыли у кухонного порога, молча, как привидения, на лице тетушки Алисы с огромными карими глазами лежала тень трагического рока.
— На этот раз ему удалось, — выдавила она наконец. — Оно случилось. Я знала, что он добьется своего.
В ее голосе звучали нотки мистического заклинания, которые падали кристалликами льда мне на сердце. Драматическим жестом она обняла своих маленьких, хорошеньких девочек, но те только вырывались, сопели и хихикали.
— Он больше никогда не придет домой. Им пришлось уволить его. Теперь он ушел и покончил со всем этим.
— Нет, нет, — запричитала Мать. — Входи и присядь, моя дорогая. — И она потянула гостью к огню.
Тетя Алиса села, не сгибаясь, как готическая скульптура, все еще обнимая своих извивающихся девочек.
— Куда еще мне податься, Анни? Он ушел в Дедкомб. Он всегда говорил мне, что уйдет…
Внезапно она резко повернулась и схватила Мать за руку, ее темные глаза бешено вращались.
— Анни! Анни! Он покончит с собой. Твои мальчики — они должны найти его!..
Поэтому мы с Джеком надели шапки и куртки и вышли в ночь, под висящий полумесяц. От огромного количества эмоций голова моя была пуста; мне хотелось или смеяться, или спрятаться. Но Джек не терял самообладания, холодного рассудка и, сжав зубы, вел себя как командир подлодки. В критической ситуации мы превратились в мужчин, мы выполняли секретную миссию. Казалось, в наших руках находились жизнь и смерть. Прижавшись друг к другу, мы шли по долине, направляясь к дедкомбскому лесу.
Лес напоминал свалку гниющей тишины, преображенный маской полуночи; шел приличный дождь, влажный папоротник промочил нам ноги, листья дрожали от крика сов и от ручейков воды. Что нам делать дальше? — недоумевали мы. Почему он должен прийти именно сюда? Мы шли под потоками воды с деревьев, крича «Дядя!» охрипшими, монотонными голосами. Что мы можем найти тут? Может быть, вообще ничего. Или, что еще страшнее, вдруг найдется то, что мы пришли сюда искать?… Но мы помнили женщину, ждущую со страхом дома. Наша задача, хоть и мрачная, была ясна.