— Проклятые киаттские собаки! Я вернусь сюда, когда будет время, и, клянусь, оставлю от этого города одно пепелище!..
Остановившись лагерем неподалеку от Аларгета, Каррах приказал ночью захватить плацдарм на другом берегу реки.
— Переправа будет трудной, — сказал Харр. — Не лучше ли подождать Угра? Он должен был посадить свою пехоту на корабли в Альванале. Можно послать дозоры и повернуть корабли в устье Лезуары…
— Мы не можем ждать! — крикнул Каррах. — Сколько миль до Ушагана?..
Харр промолчал.
Десять турм отправились вплавь перед рассветом. Воины оставили на берегу тяжелое вооружение и поплыли рядом с конями. Лошади всхрапывали; в ночной тиши звуки разносились далеко над рекой.
К счастью, тучи скрыли луну и звезды, и в густой тьме плеск волн был обманчив — то казался слишком близким, то слишком далеким.
Инженерные части готовили к переправе понтоны. Они работали вслепую, так как Каррах запретил разжигать огонь.
Тьма царила и в лагере. Каррах, в окружении тысячников, ожидал на берегу, у самой кромки воды. Волны время от времени лизали его сапоги. Каррах стоял неподвижно, вслушиваясь в удаляющийся плеск и напряженно всматриваясь в темноту.
Внезапно где-то в поселке истошно завопили кошки. Лухар, стоявший рядом с Каррахом, вполголоса выругался и двинулся было с места.
— Куда ты? — спросил Каррах.
— Прикажу заткнуть кошачьи глотки.
— Нет. Пусть.
И Каррах снова замер.
На противоположном — киаттском — берегу, почти напротив того места, где стоял Каррах, на корточках сидел Аркасс из дома Кассов.
Берег здесь был тоже невысоким, но крутым. Слушая плеск, Аркасс повернулся и шепнул:
— Приготовьте бревна.
Позади него заметались послушные тени, почти беззвучно перекатывая бревна по жердям, обернутым войлоком.
Плеск становился все громче, и теперь уже были слышны не только храпы уставших лошадей, но даже дыхание пловцов.
Потом заскрипел песок под ногами и копытами. Аркасс крикнул:
— Отпускай!
И тотчас же с грохотом покатились вниз бревна, сбивая с ног лошадей, подминая людей. Темный берег огласился воплями. И тогда Аркасс отдал следующий приказ:
— Поджигай!
На берегу запылала цепь костров, и из-за стены огня в выходивших на берег аххумов посыпались стрелы и дротики.
— Лодку мне! — крикнул Каррах и, не дожидаясь, побежал к ближайшей лодке, приготовленной для переправы. Прыгнул, гребцы взмахнули веслами. Следом за Каррахом воины тоже кинулись к лодкам.
— Лучников вперед! — скомандовал Лухар и тоже прыгнул в лодку.
На киаттском берегу шла настоящая бойня. Первые ряды кавалерии были смяты, отброшены в воду. Но части всадников удалось высадиться левее и правее ловушки, с копьями наперевес они кинулись к кострам. Но копыта коней вязли в песке, к тому же здесь и там в темноте были натянуты сети, в которых кони путались и падали.
Харр, получивший контузию бревном и рану дротиком, тем не менее, ринулся в атаку — туда, где под штандартом стоял киаттский полководец. Но едва лошадь вынесла его на кручу, как в незащищенную панцирем грудь Харра вонзилось сразу несколько стрел. Харра выбило из седла, он перелетел через круп лошади и со всего размаху ударился спиной о землю.
Отдельных всадников, сумевших добраться до линии костров, окружали пешие киаттские ополченцы. Копий у них было мало, зато были самодельные рогатины, багры, серпы и топоры. Схватки были короткими: всадников стаскивали на землю и добивали лежачих.
Каррах появился на берегу и, перепрыгивая через трупы, с мечом в руках бросился в атаку.
Бой, начавшийся для киаттцев так успешно, начал затягиваться.
Аркасс отдал еще несколько команд. И вынул меч — старый добрый киаттский меч, несколько лет пролежавший в тайнике, но не потерявший ни блеска, ни остроты. И вовремя: снизу на него налетел бородатый аххумский офицер. Аркасс успел сделать лишь один выпад — и упал, оглушенный сокрушительным ударом тяжелым мечом. Меч попал в шлем, но не пробил его.
Небольшой отряд аххумов во главе с Каррахом пробился до линии костров, а потом стал теснить центр киаттского ополчения.
Вскоре они уже оказались в более выгодной позиции, поскольку свет был за их спинами. Бешеный напор и многолетняя выучка стали брать верх; киаттцы сперва пятились, а потом и побежали.
Для бегства очень пригодились повозки, на которых подвозились бревна, сети и топливо для костров.
Аркасс дождался, когда утих шум битвы. Потом перевернулся на живот и пополз в сторону от догоравших костров. Там были аххумы; внизу, на берегу, загорались новые костры и факела.
Аркасс полз все быстрее, не обращая внимания на стоны раненых, огибая опрокинутые повозки.
В высокой траве он, наконец, поднялся на ноги. И пошел в сторону рощи, где можно было передохнуть…Лишь к утру он пришел в Аларгет. Аххумов здесь не было, и Аркасс, уже не скрываясь и не боясь, пошел прямо к городским воротам. Стражник узнал его и после коротких переговоров впустил в город.
Спустя еще немного времени, когда край горизонта, затянутый тучами, слегка побледнел, Аркасс на коне в сопровождении двух ополченцев, выехал из Аларгета и помчался проселочными дорогами на северо-восток, к Оро.
Каррах не тронул Аларгет. Утром его конные отряды вернулись на дорогу Царей и, переходя с шага на рысь, устремились на север.
НУАННА
Сражение у стен дворца жрецов прекратилось так же внезапно, как и началось. Охранная сотня, подтянувшаяся с площади, разоружила оставшихся амазонок.
Ночь была на исходе, когда на площади в окружении телохранителей появился Хаммар. Он был одет в траур, растрепанные седые волосы в свете факелов сияли ореолом.
По знаку Хаммара факелоносцы подожгли громадную кучу хвороста, на вершине которой покоился гроб с телом Берсея. Затем те же факелоносцы перешли по мосту к дворцу и стали поджигать хворост, сваленный у стен дворца.
Со скрипом и скрежетом натянулись канаты метательных машин.
Машины были пристреляны заранее.
Солдат оттянули от стен. Хаммар махнул рукой — и площадь вздрогнула от залпа сотен катапульт.
Взметнулись черные хвосты дыма от горящих дротиков и зажигательных снарядов.
Второй залп. И третий.
Дворец потонул в черном дыму и копоти.
Загрохотали тараны, установленные в нескольких местах, казавшихся наиболее уязвимыми.
Вся центральная часть Нуанны озарилась кровавыми отблесками огня. Часть жителей высыпала на плоские крыши. Под ними, по темным улочкам, почти бесшумно передвигались солдатские колонны.
Сам Хаммар не покинул седла. Когда пламя погребального костра взметнулось до неба и вспыхнул гроб с телом Берсея, Хаммар немного отступил в дальний конец площади.
— Во дворце слышны крики, повелитель! — доложили Хаммару.
— Так и должно быть, — спокойно ответил темник.
— Слышны крики аххумов…
— Демоны умеют притворяться, — сказал темник.
Наконец тараны пробили стены сразу в нескольких местах. Хаммар велел внести туда хвороста и поджечь дворец изнутри.
Луна побледнела и скрылась. Ночь постепенно уходила — но в городе уже было светло от разлившегося моря огня.
Когда дворец занялся и внутри, конь под Хаммаром внезапно шатнулся, словно потеряв равновесие. Так оно и было: вся площадь внезапно пришла в движение; часть ее приподнялась, другая опустилась; погребальный костер, войска, катапульты — все стало накреняться, почти сползая в бездну.
— Здесь становится опасно, повелитель! — крикнул начальник агемы.
Но, удержав плясавшего коня, крепче стиснув его ногами, Хаммар молчал.
— От жара лопаются канаты. Катапульты горят!
— Отведите людей от дворца. Остальное пусть горит, — ответил Хаммар. Лицо его, облитое белыми сполохами огня, оставалось спокойным.