Выбрать главу

— Малфой, прекрати.

Гермиона сделала шаг в сторону, надеясь, что сегодня он не будет похотливым извращенцем. Не будет опять трогать ее. Не будет грязно разговаривать с ней. Вообще ничего не будет. Это все совершенно неправильно.

Но почему ты вся замерла в ожидании?…

Рука Драко взметнулась вверх, прикасаясь ладонью к холодному камню стены рядом с ее головой и преграждая Грейнджер пути к отступлению.

— Прекратить что, грязнокровка?

Он поймал ее взгляд своим. Пригвоздил холодом, ненавистью и каким-то извращенным желанием. Опять поднес сигарету к губам. Убедился, что она следит за ним своим настороженным взглядом. Ведь ему нужна эта грязь ее глаз. Также как и эти вредные сигареты.

Это наполняет его жизнь красками. Не чёрными, серыми и белыми, какие он привык видеть с детства. А совершенно новыми. Оттенки коричневого, красного, оранжевого. Он будто жить без них не может. Или не хочет?

Драко вдыхает полные лёгкие сигаретного дыма. Чувствует внутреннее удовольствие. Чувствует раздирающие его эмоции. Таких не было прежде. Извращённая форма ненависти? Да, так будет правильно.

Выдыхает тонкой струйкой ей в лицо. Смотрит, как ее губы чуть приоткрылись, и как дым попадает ей в рот при дыхании. Это возбуждает? Определённо. Заставляет его вспомнить как были приоткрыты ее губы, когда она стонала. Кажется, совсем недавно в кабинете старухи Макгонагалл.

Чертова грязнокровка. Что за нахрен такое происходит?

Она все же морщится от резкого запаха сигаретного дыма, пытается отвернуться, чтобы не дышать этой ужасной горечью. Но глаза ее отчего-то заблестели. Грязные, карие радужки вспыхнули искрами.

Гермионе определенно нравится его вид. Она как-то пробовала курить. Пару раз парни во дворе брали ее на слабо, но Грейнджер никогда не нравилось это. Она могла выкурить сигарету на спор, но чувствовала себя ужасно. Неправильно. Гадко. Некрасиво.

А Малфою идёт этот невыносимый дым. Идёт так затягиваться сигаретой. С таким наслаждением и каплей высокомерия. И это все так нравится, что колени готовы подогнуться.

А она ведь убедила себя, что больше не будет такой. Шлюхой для него. От таких мыслей становилось противно от самой себя. Она выше этого. Мерлин, она ведь месяц продержалась. Полностью игнорировала его, как могла. Почти забыла о его существовании. Но черт возьми, как же это было трудно. Ведь Малфой как будто все делал, чтобы она обращала на него внимание.

И теперь все ее старания ушли в никуда. Ведь вот она здесь. Перед ним. Все такая же грязнокровка для него. Безвольная игрушка, которую он может брать, а она будет отдаваться, забывая о своей гребанной гордости.

А Драко будто читает мысли. Видит все это в ее глазах. Ее это дерзкое сопротивление.

— Малфой, отойди от меня. Я сюда не просто так пришла посмотреть на твое мерзкое лицо. Мне надо отправить письмо.

Малфой фыркнул, придавая себе наглый, самодовольный вид. Будто ему все равно, кому она решила отправить письмо. И зачем.

А мысли против воли начали крутиться. Решила отправить грязное письмецо своим маггловским любовничкам. Их ведь, наверняка, много и все — все они — трахают ее. Имеют ее, трогают своими ручищами, а она извивается под ними, также как когда-то под ним.

Блять. Почему я об этом думаю?

Она всего лишь очередная никчемная девка, невыносимая зазнайка. Ее место на коленях перед тобой. Вот и заставь ее сосать твой член, давиться им, запускать глубже в свое жаркое горло.

Как любую другую шлюху из Лютного.

— А мне насрать, зачем ты сюда пришла, и что хочешь сделать. Сначала я закончу с тобой, а потом ты пойдешь писать грязные, похотливые письма своим ебарям, которые, наверняка, и не знают, что их шлюху здесь имеют, когда захотят.

Обидные слова ударяли Гермиону жесткой плетью. Заставляли чувствовать себя паршиво. Заставляли думать о себе именно так, как он говорит. Но почему-то сердце сжалось от странных подозрений.

В его взгляде будто прошмыгнула … ревность? Такая яркая, секундная искра. Малфой и ревнует? Нет. Не может быть.

Гермиона молчала. Смотрела в его глаза и молчала.

Как один человек, подобно дементору, может выкачать из тебя все? Просто уронить в тягучую безысходность. Заставить барахтаться в собственных непонятных чувствах.

Драко убрал ладонь от стены и крепко схватил ее пальцами за подбородок, приподнимая голову. Опять затянулся сигаретой, разглядывая полотно эмоций в ее глазах. Подозрение, опасение, смирение, интерес, желание…

Задержал дыхание. Убрал фильтр изо рта. Надавил на ее подбородок, заставляя послушно раскрыть рот. Прикоснулся своими обветренными губами к её нежным и аккуратно выдохнул в глубину ее рта все до последней молекулы.

Отстранился. Стал жадно смотреть за ее реакцией. Ожидая, что сейчас она согнется пополам, зайдется в сильном кашле, но — она не сделала этого.

Грейнджер, остро смотря в его глаза, приоткрыла рот, и сигаретный дым заструился из ее губ красивой струей. Так волнующе. Откровенно. Страстно.

Заставляя Драко хотеть ее. Прямо перед собой на коленях. Он будет курить, а она будет сосать его уже твердый член. И пусть эти мерзкие магглы изойдутся желчью, но сейчас она его.

Это все еще ненависть? Такая терпкая, переворачивающая все внутри? Или…

Малфой впился в ее губы полупоцелуем-полукусом, чувствуя сладость ее рта наравне с горечью. Это заводило. До чертовых искр по всему телу сводило с ума.

Он терзал ее губы, чувствовал ее слабые попытки поспеть за его движениями и ещё больше возбуждался. Что ты делаешь со мной, грязнокровка? Почему ты такая? Такая, что тебя хочется трогать. Постоянно.

Драко быстро затушил сигарету о каменную стену и кинул на пол, придавив ботинком. Ладони сразу легли на ее грудь, прикрытую одним только свитером. Мерлин, почему ты единственная, кто так часто пренебрегает лифчиком? Нормальные девушки так не делают.

Да, Драко. Не забывай, она - шлюха. Нет-нет-нет. Почему не хочется так думать?

Он сжал ее небольшие полушария сквозь колючую ткань, поймал ее легкий стон губами. Грейнджер впилась пальцами в его плечи, то ли отталкивая, то ли притягивая ближе, изогнулась, ощутила своим животом его стоящий колом член.

Драко не мог адекватно думать. Он забрался ледяными руками под ее свитер, потянул за набухшие соски. Ощутил, как она вздрогнула от холода, а потом услышал протяжный стон.

Такой стон, будто она ждала этого всю жизнь. Будто хотела этого до боли во всем теле.