Наконец, машина свернула на узкую каменистую дорожку, ведущую в направление горного кряжа, и несколько минут, несмотря на продвинутые амортизаторы, внедорожник изрядно потрясывало.
— Приехали, — сказал Сигги.
И пока Валька с удивлением рассматривала мелкую каменистую речку, источавшую клубы пара, Сигги вытащил из багажника обе сумки, а одеяло отдал пассажирке.
— Пошли, — он снова был лаконичен.
Устроились на берегу термальной, как догадалась Валька, реки, которую в этом месте природа любезно перегородила несколькими камнями в рост человека, образовав, таким образом, небольшой естественный проточный бассейн. У тёплой воды оказалось совсем не холодно и даже уютно. Дождя не было. Сигги взял из Валькиных рук одеяло и расстелил его на пологом берегу, где сквозь мелкие камушки пробивалась весёлая яркая травка.
— Загар не гарантирован, а вот купаться можно, пока не надоест.
С этими словами он стянул с себя свитер и футболку с длинными рукавами. И посмотрел на Вальку, которая застыла в некотором замешательстве.
— Я не надела купальник. Ты не сказал, что мы едем купаться, — укоризненно проговорила она.
— Извини, я, видимо начал забывать, что ты иностранка. Исландцы одиннадцать с лишним веков купаются в термальной воде без всяких купальников, и ничего.
— Ты хочешь, чтобы я купалась… голой? — смущённо спросила Валька, искоса поглядев на Сигги.
— Ну, вообще-то, нас двое…, — улыбнулся он. — Хм … надеюсь, на тебе не слишком прозрачное бельё… Сойдёт вместо купальника?
— Сойдёт.
Валька однажды купалась в чём мать родила вместе с Аннеке. То было ночью, и сохранялась полная уверенность, что, кроме них, ни одной живой души на морском берегу не наблюдается. Валька помнила потрясающее ощущение обнажённого тела в открытой воде, но Сигги — всё же мужчина, а не закадычная подруга…
Сейчас на Вальке были плотные хлопковые трусики и спортивный бюстик из того же материала, и она, решив, что будет выглядеть вполне благопристойно, начала раздеваться. Сигги уже снял с себя всё, кроме облегающих трусов-шортиков в сине-белую полоску, и с нетерпением ждал, когда Валька, наконец, разоблачится, чтобы вместе зайти в воду.
Валька стянула свои штаны с начёсом, выпрямилась и замерла, словно восковая фигура в музее мадам Тюссо. Мужчина, стоящий перед ней, был прекрасен до безобразия. Иначе сказать было просто невозможно. Валька смотрела на него, одновременно и смущаясь, и восхищаясь, и не могла сделать ни шага, пока он не протянул руку и не спросил:
— Всё в порядке?
— Да, — пискнула Валька и сжала своей ладонью пальцы протянутой руки.
Из воды вылезли примерно через час. И захваченная Сигги еда — вяленая баранина, пупырчатые огурцы из теплицы, которую, скорее, хотелось назвать оранжереей, и утренней выпечки ржано-ячменный хлеб — оказалась весьма кстати, оба проголодались от водных процедур.
После импровизированного ужина они ещё немного побарахтались в теплой воде и вскоре тронулись в сторону дома. На обратном пути Вальку охватило какое-то щемящее осознание «это счастье, не иначе» и она снова запела.
Милый мой, любимый,
Знать, меня не любишь…
Так ли, полог звёздный?
Так ли? Мне ответишь?
Горестно, темно мне,
Солнышко не светит…
Ветер не развеет,
Дождичек печалит.
Милый мой, любимый
Может, меня любишь…
Ясен полог звёздный,
Вдруг придёшь обнимешь…
Сладко да тревожно,
Солнышко сквозь тучку.
А собью вот масла,
Замешу-ка мучку.
Милый мой, любимый
Говорит, что любит.
Разговор не тайный,
Сказано при людях…
Вечером я сладко
В сенях засыпаю.
Осенью ведь свадьба,
Нынче точно знаю.
На сей раз в песне сету говорилось о любви девушки к парню, как будто бы безответной, а на самом деле очень даже взаимной. «Хорошо, что Сигги ни фига не понял», — промелькнула в Валькиной голове мысль, когда смолк последний куплет, в котором говорилось о скорой свадьбе по осени.
А он вдруг как-то изменился,
Иначе глянул на неё.