А потом, уже дома, глаза цвета стали,
Те, которые утром спокойно взирали,
Ныне пламенем, силой и смыслом пылали.
Если прежде вы, девушка, это не знали…
Если прежде вы просто глаза закрывали…
Что-то губы её и в ответ прошептали…
Прикоснувшись к ней раз, заглянув ей в глаза,
Он сказал ещё что-то, но что за слова?
Помнит сердце, но разум лишь только едва…
Она нежно касалась, но жадно порой.
И была удивлённой, увлёкшейся, злой…
Всё случилось пронзительно ясно, как боль.
Всё случилось как сон, словно бег за мечтой.
Для него всё случилось, как быть и должно,
Ожидаемо, сильно и ярко, легко.
И достаточно тоже он понял тогда,
Что ему не казалось, зачем здесь она.
А она и не знала об этом тогда.
Вернулись домой как раз к ужину. Сегодня Ауста расстаралась и приготовила обалденный салат из краснокочанной капусты с морепродуктами, а из всегдашней баранины — что-то необычайно нежное и восхитительное. Завершивший ужин скир с дроблёными орехами тоже пошёл на ура. Ну, и конечно, непременный кофе — казалось, Сигги может пить его бесконечно.
За столом шла неторопливая беседа. В основном говорила Валька. Вдохновившись походом в «Мир викингов», она рассказывала о народе, к которому принадлежат её дед и бабка. О том, что народ сету восходит к древней чуди, с которой славяне встретились при освоении ими северо-западных земель. О том, что сету долгое время оставались язычниками (да и сейчас частично остаются). Сигги слушал Вальку внимательно, и она видела, что ему интересно всё, что она говорит. Он бы слушал её бесконечно, но день был длинный, а время позднее, и Валька решила, что пора и честь знать.
Сигги, по устоявшейся уже традиции, проводил её до гостевой комнаты. Валька открыла дверь и сказала:
— Спокойной ночи.
— И ты веришь, что эта ночь будет для меня спокойной? — услышала она в ответ.
Обернувшись, Валька обожглась о взгляд хозяина фермы. До сих пор она и не предполагала, что самое жгучее пламя — серого цвета. Веки её, не выдержав натиска этого пламени, опустились, но Валька продолжала смотреть на Сигги широко закрытыми глазами и уже было полуоткрыла рот, чтобы, наконец, что-то ему ответить, но губы, теплые и немного шершавые от суровых ласк солёного ветра, не дали ей такой возможности.
Валька не знала, как долго длился этот поцелуй, но к его завершению, когда у обоих в груди не осталось воздуха, её ноги предательски обмякли, она поднялась на цыпочки и обвила руками шею Сигги. Поцелуй возобновился.
Оказалось, что, несмотря на широкие плечи и длинные ноги Сигги, кровать действительно весьма удобна для двоих.
Вся нордическая сдержанность Сигги ещё на подходе к этой кровати удивительным образом куда-то резко пропала. Валька в свои двадцать четыре года давно уже не была «девочкой-цветочком», за три года с Тоомасом она, по идее, должна была понять, что такое женщина, и что такое мужчина. Выяснилось, что ни черта она не поняла. Она и себя самоё-то не знала, оказывается.
Быть может, оттого, что в эту ночь сливались не только тела, но и души, обоих возносило в такие бездонные выси, из которых, казалось бы, нет возврата в этот бренный мир. Но они возвращались. Лишь для того, чтобы вознестись вновь. И когда Валька уже под утро забылась в объятиях не только Сигги, но и Морфея, на краешке её сознания, пребывавшего в полной прострации, робко трепыхнулась мысль: «Я его нашла, чтобы потерять?»
[1] Сигги, фактически, процитировал фрагмент из «Книги о занятии земли» (Landnámabók)
[2] Современная исландская форма имени Торвард (суффикс
— юр именительного падежа как бы восстанавливает суффикс
— R, существовавший в древнескандинавском языке). Однако при формирования отчества этот суффикс отпадает: Торвардюр, но Торвардссон.
[3] Древо щита — воин
[4] Пляска древ щита — битва
[5] Пламя рук — золото
[6] Лёд ладоней — серебро
[7] Огонь Эгира — золото
[8] Ивы огня Эгира — женщины
[9] Стали ясеня — мужчины, воины
[10] Соли звери — корабли
[11] Солнце струга — щит
День пятый
А наутро, проснувшись, как с тяжкого сна,
Валя в смутной тревоге… С чего бы она?
За окном вроде ярко пылает заря.