Валька слушала терпеливо и иногда вежливо поддакивала. Она была рада, что подруга так довольна отдыхом.
Наконец прозвучал вопрос:
— Тиина, что я всё о себе, да о себе, а как у тебя дела?
— Потрясающе! — честно ответила Валька. — Только вот поволновалась сегодня немного.
— Поволновалась? Из-за чего?
— Из-за овец. Отвозили их на дальнюю ферму.
— Овец? Зачем?
— Чтобы не отравились. Здесь пепел.
— Пепел? У вас что, пожар был???
— Нет. У нас извержение.
— Какое ещё извержение?
— Вулканическое. Это такая жуткая красота, ты даже не представляешь. Мы вчера ездили на него смотреть.
— Вы — это кто?
— Это Сигги и я.
— Какой ещё Сигги?
— Фермер, у которого я живу.
— Так-так-так. С этого места поподробнее. У которого или с которым? — Аннеке задала этот вопрос с лёгкой ехидцей.
— У которого… с которым… Аннеке, если бы ты знала, какой он… Как подумаю, что завтра уезжать…, — в трубке раздались Валькины всхлипывания, слеза выкатилась из её левого глаза, проехалась по щеке, капнула на полотно шарфа и растворилась в рыхлой шерсти.
— Ну, ты даешь, тихоня, — сказала Аннеке слегка потухшим голосом, и в этом голосе, недавно звеневшим от счастья, послышались нотки зависти.
— Аннеке, я, кажется, влюбилась.
— А он?
— А он — не знаю. Но он такой… такой… Он самый лучший… Но только завтра я от него уеду.
— Ну, что поделать, — пыталась успокоить подругу Аннеке, но в её тоне явно чувствовалась нехватка искреннего сочувствия.
На этом разговор увял, девушки сказали друг другу несколько ничего не значащих фраз и попрощались.
Валька вязала хорошо и быстро, практически вслепую. Растянув в руках полотно шарфа, она решила, что пора закругляться. Закрыла петли, свернула шарф и аккуратно пристроила его на стеллаже в кладовке, можно сказать, на самом видном месте, чуть подвинув в сторону топор.
И очень своевременно она это сделала. Вернулся Сигги. Из шоппера весёленькой расцветки выглядывали разные вкусности — приличных размеров плод манго с красным бочком, большая кисть крупного розового винограда, желтые кончики бананов.
— Ого, сколько всего, — удивлённо воскликнула Валька.
— Ночь длинная, съедим. Надеюсь, ты не собираешься проспать с вечера до утра?
Сигги улыбался, но на донышке серых омутов его глаз затаилось… Вальке хотелось верить, что это грусть из-за её предстоящего отъезда.
— Кстати, сегодня у нас на ужин национальное исландское блюдо. Называется свид, — сказал он как всегда спокойно.
И Ауста внесла в столовую поднос с двумя большими плоскими тарелками. А на каждой тарелке лежало такое… такой… такая жуткая половина запечённой бараньей головы[1] — даже с глазами и зубами — в обрамлении гарнира из картофельного пюре, отварной моркови и листьев свежего салата.
На мгновенье Вальке стало не по себе (как. это. можно. есть?).
Однако национальные традиции хозяев следует уважать, и Валька не подала виду, что "фирменное блюдо" её испугало. Да к тому же известно, что голод не тетка, а от тарелки с запечённой жутью исходил такой аромат, что Валькины слюнные железы немедленно приступили к интенсивной работе. И, чувствуя на себе испытующий взгляд Сигги, Валька решительно вооружилась ножом и вилкой.
— Никогда не ела такой аппетитной еды, — сказала она мужественно и провела остриём ножа по бараньей щеке, а потом взглянула в серые глаза Сигги.
И увидела в них такое…, что, пожалуй, согласилась бы вкушать баранью голову минимум раз в неделю.
После ужина Сигги потянулся за шоппером, из которого ранее торчали спелые фрукты, лежавшие сейчас на большом стеклянном блюде в центре стола. На самом дне сумки лежал небольшой блестящий пакет, крепко перевязанный сине-бело красной ленточкой в цвет исландского флага.
— Это тебе. Но сейчас не смотри. Потом, когда уедешь.
И Сигги протянул пакет Вальке. Валька приняла подарок в открытую ладонь. В пакете лежало что-то твёрдое наподобие коробочки. Даже двух.
— Спасибо, — выдохнула Валька, прижалась к Сигги и обвила его спину руками.
А потом приподняла голову, чтобы не выпустить наружу слёзы, застилающие глаза.
— Валька…
Больше Сигги ничего не сказал, его взгляд утонул в хризолитовой глубине Валькиных глаз, их губы слились, и к сладости этого поцелуя явно примешалась горечь предстоящей разлуки.
Проспать с вечера до утра им, безусловно, не удалось.
[1] Некоторые блюда исландской кухни могут вызвать изумление и даже отвращение. Однако их необычность обусловлена не какими-то экзотическими вкусовыми предпочтениями исландцев, а тем фактом, что на протяжение многих веков (начиная со зрелого Средневековья и заканчивая двадцатым веком) население страны находилось на грани выживания из-за ряда факторов, например, как то: крайне неблагоприятный климат, скудость естественных ресурсов острова и колониальная зависимость от Датской короны (в частности, экономический меркантилизм метрополии). Говоря по-простому, исландцы, чтобы выжить, столетиями ели "всё, что не приколочено" (хаукарль, т. е "тухлая гренландская акула" — из той же "оперы").