— И что делать?
— Предлагают скрестить горький аляскинский люпин с низкоалкалоидным сладким люпином. В результате переопыления должен постепенно размножиться гибрид, который будут активно поедать овцы — вот и решение проблемы.
— А это возможно?
— Не знаю. Пока что незаметно…
Так и доехали они до аэропорта, обсуждая «аляскинского волка»[2]. И бесполезность этой радующей глаз люпиновой рапсодии вливалась в элегический соль-минор Валькиных мыслей о неизбежном скором расставании.
А потом долго целовались в машине, не в силах оторваться друг от друга. А потом ещё в здании аэровокзала, не обращая внимания на толпы людей, снующих вокруг. Но настал момент, когда Вальке пришлось идти на досмотр и посадку…
Валька смотрела в серые глаза Сигги — в них всё явственнее проступала синева — и ждала, когда он скажет что-то важное.
Но он не сказал.
И она ушла, не обернувшись. И глаза её захотели наполниться солёной влагой.
В «накопителе» она нашла место, где можно было сесть и немного поплакать. Однако запас слёз у неё, видимо, временно истощился.
Из разговора сидящих рядом пассажиров Валька поняла, что извержение на Рейкьянесе закончилось. По этому поводу она облегчённо вздохнула.
Она вспомнила, как они вдвоём сидели на кратере вулкана, потухшего тысячу лет назад, и смотрели на огненные реки, растекающиеся по долине. Один вулкан умер, другой родился.
И в голове у Вальки чётко оформилась мысль, которую она до сих пор отгоняла. Очень может быть, что она улетает не одна, а с ростком новой жизни. Загнула пальцы, получилось не то в конце марта, не то в начале апреля. Эта мысль её не испугала, скорее, даже наоборот. Торвард, Тордис?
Тут Валькин взгляд упал на торчащий из сумки блестящий пакет, перевязанный ленточкой в цветах исландского флага.
Подарок Сигги.
«Он сказал открыть, когда уеду. Можно считать, что я уже уехала».
Валька дернула за ленточку — бантик развязался. 
В пакете оказались две коробочки серебристого цвета — побольше и поменьше. В верхней коробочке, той, что поменьше, обнаружилась серебряная застёжка-фибула — такие она видела в музее викингов в Ньярдвике. Валька вытащила фибулу и приколола её на лацкан своего вязаного пиджака. Да, применение неправильное, но ей это было неважно.
Во второй коробочке, что побольше, на шёлковой подушечке цвета маренго лежал ладьевидный серебряный браслет. Валькины глаза тут же вспыхнули и высохли — забыть табличку с надписью «обручальный браслет» рядом с очень похожим музейным экспонатом она не могла. Сигги тогда ещё объяснил ей, что такие браслеты викинги дарили своим избранницам в знак обручения вместо современных колец.
Валька с замиранием сердца (да, на мгновение оно у неё действительно замерло) вынула браслет из коробочки и надела на левое запястье.
И тут её телефон разразился бодрым сигналом входящего звонка.
Сигги.
— Двух недель тебе хватит?
Ей мерещился взгляд его глаз на равнине,
Там, где волны огня попритихли уже…
И, ожёгшись, с восторгом подумалось ныне,
Что, быть может, в апреле, уже по весне…
И она не жалела, совсем не жалела.
Может, только тоска гложет-мучает сердце,
Но тоска ведь минует… и Валя не смела,
Перестать в это верить — как забыть это место.
Был звонок уже позже, как много он значит…
«Двух недель полагаю, на всё тебе хватит?»
[1] Шерсть исландской овцы
[2] В латыни слово «lupinus» происходит от слова «lupus» — «волк».