Незнакомец равнодушно взглянул на пропажу.
— Оставь, — сказал он.
Мальчишка поднял голову, шмыгнул носом, недоверчиво глядя в каменное лицо, робко сжал ладошку в кулачок и отступил на шаг. Незнакомец не тронулся с места и вообще потерял к карманнику всяческий интерес. Пристально смотрел на мушерада, который задумчиво похлопывал рукоятью джамбии по ладони.
— Извини, сайиде ар Катеми. Кто ж знал, — вздохнул он, протягивая кинжал. — Ищешь Кассана?
— Да, — сказал чужак, забрав джамбию, и убрал ее в ножны на спине под мундиром. — Где он живет?
— Да вон там, — мушерад обернулся и указал на пятый дом слева по улице.
Незнакомец взглянул в указанном направлении, сощурив глаза.
— Только его сейчас нет, — мушерад пригладил просвечивающую в черных волосах плешь.
— Где он?
— У себя на складах должен быть, на Катири-Шари. Сегодня же пришли корабли, — Ра-Фих виновато развел руками, — так только завтра к утру и появится.
Щека со шрамом едва заметно дрогнула, и это было первое проявление хоть чего-то отдаленно похожего на человеческую эмоцию, которое разглядел мушерад на неподвижном лице чужака.
— Благодарю, — сказал он, развернулся и молча зашагал вниз по улице.
Ра-Фих облегченно вздохнул, переглянулся с растерянным приятелем, качая головой, и неожиданно отвесил стоявшему между ними мальчишке звонкий подзатыльник. Расуф протяжно айкнул, потирая ушибленный затылок, всхлипнул и смахнул слезу. Не профессиональную, зато искреннюю.
Глава 3
Бруно был неисправимым оптимистом и не терял расположения духа даже в самых безнадежных ситуациях. Например, как эта, когда трое коллекторов Бертрама Беделара втащили его в глухой закоулок, прижали к стене и, окружив, по очереди прощупывали кулаками почки. Другой на месте Бруно уже впал бы в отчаяние и молил о пощаде. Маэстро же был абсолютно уверен, что скоро им надоест. Ну или почки откажут, а это не самые важные органы в его ремесле.
— Где деньги, Бруно⁈ — брызжа слюной, вопил Йорг. — Фриц сказал, они у тебя! — он коротко ударил кулаком под дых. У Маэстро перехватило дыхание и потемнело в глазах. — Где деньги, говнюк⁈
— Ка-ка-какие деньги? — простонал Бруно, хватая ртом воздух.
— Фриц сказал, ты закрысил кусок! — ударил по почкам сменивший Йорга Ганс.
— Я все отдал! Честно!
— Не еби нам мозги! — Ганс решил внести разнообразие и двинул кулаком в челюсть. — Фриц все видел!
Бруно жалобно заныл. Он давно подозревал, что этот безногий сукин сын точит на него зуб, но не ожидал, что все-таки решится.
— Не выделывайся, Бруно, — зевнул Кристоф, лениво почесывая зад. — Лучше отдай по-хорошему. А то хреново выходит: коллектив за тебя вписывается, а ты в него плюешь. Не надо так.
— Но у меня же ничего нет! — застонал Бруно. — Вы сами карманы вывернули!
— Ты ж не идиот, чтоб на кармане все таскать, — усмехнулся Кристоф, скрестив руки на груди. — Где тайник?
— Нету у меня никакого тайника! — крикнул Бруно.
Кристоф сокрушенно вздохнул и, сдвинув на затылок старомодную треугольную шляпу, почесал темя.
— Да хуль тут думать? — сплюнул Йорг. — Урод не понимает языка человечьего. Значит, по-другому будем общаться!
Он оттолкнул Ганса, припер Бруно к стене, надавив локтем на горло. Маэстро засипел, беспомощно размахивая руками.
— Слышь⁈ — рявкнул Йорг в самое лицо Бруно, чуть ли не касаясь его носом. — Ща я тебя буду резать! Начну с ненужного — с яиц!
— Ангелом запоет! — расхохотался Ганс.
— Ну, падла! Будешь говорить⁈ — Йорг свирепо оскалил желтые кривые зубы. — В последний раз спрашиваю!
Бруно и рад был бы заговорить, но не мог сделать этого физически — задыхался от нехватки воздуха.
— Э, Йорг! Йорг! — торопливо похлопал коллектора по плечу Кристоф.
— Чего⁈ — резко обернулся Йорг.
Кристоф указывал на выход из закоулка, где между домами стоял высокий человек в черном, отбрасывая на землю длинную тень в лучах заходящего солнца.
— Ты че, сука, вылупился? — рявкнул Йорг, чуть ослабив давление на горло Бруно. Маэстро мучительно закашлялся. — Пиздуй отсюда!
Любой житель Модера, ценящий свою жизнь, даже не обратил бы на очередную разборку между коллекторами и каким-то нищим — обычное дело. А если даже и обратил бы, немедленно развернулся бы и ушел, тут же забывая об увиденном. Какой смысл переживать из-за грязного попрошайки, когда лучше переживать о себе? Вмешаешься из бесполезного чувства справедливости, кто станет кормить детей и жену? Кто будет оплачивать угол в комнате на четыре семьи? И без того долг за два месяца, не выселяют только из милосердия, у которого все-таки есть предел.