— Должен отметить, магистр, вы плохо воспитываете вверенную вам молодежь. Вы здесь, весь в работе, а они бездельничают, — непринужденно проговорил дознаватель.
— Аааа, — небрежно махнул рукой Бренненд, наконец-то оторвав голову от листа бумаги. Работа в Комитете следствия оставила неизгладимый след на его лице: по всей левой стороне от виска до подбородка тянулись три глубокие борозды застаревших шрамов от чьих-то когтей, которые Бренненд пытался скрыть густой пегой бородой и длинными волосами, стянутыми для удобства в хвост. — Пусть лучше свежим воздухом дышат. Мне так спокойнее.
— Плохо вы готовите себе кадры на смену, магистр, — улыбнулся Гайстшписен.
— От этих кадров больше вреда, чем пользы, — проворчал следователь. — Из них все равно не выйдет толку. У них в башке одни лишь сиськи-письки, пьянки-гулянки, дурь да ветер. Тебе ли, Бальтазар, не знать, — двусмысленно хмыкнул он, взглянув на дознавателя медными глазами пироманта.
Ульрих Бренненд был чародеем немолодым еще в те времена, когда Бальтазар сам был младшим следователем КС, «из которого все равно не выйдет толку», а прослужил в нем дольше, чем Гайстшписен прожил. Бренненд, наверно, и родился сразу ворчливым, бестактным, грубым стариком со скверным характером, но в том, что он — один из лучших и опытных следователей, да и не последний чародей арта не сомневались даже в Комитете Равновесия. Он мог бы занимать пост старшего инспектора, но скверный характер навсегда оставил его на пятом круге Ложи. Впрочем, Бренненда, видимо, все устраивало.
— Да, все мы были молодыми, — согласился Бальтазар, доставая из кармана аккуратно свернутый лист бумаги, скрепленный голубой печатью. — Но это не повод пренебрегать своими обязанностями, — он потряс ордером.
Бренненд глубоко вздохнул и взглядом указал на край стола. Дознаватель бережно положил документ, а затем придвинул свободный стул и сел.
— Ну-с, что у нас? — он побарабанил пальцами по столу.
— Да все как обычно, — устало проговорил Бренненд. — Сорок вторая. «Незаконная торговля талисманами, запрещенными к продаже гражданскому населению».
— Серьезное обвинение, — подтвердил Бальтазар, многозначительно взглянув на Давида Вайса.
— Серьезное-то серьезное, — хмыкнул Бренненд. — Только у нас каждый третий старьевщик, предсказатель-прорицатель, аптекарь, каббалист-эзотерик и спиритист фарцует втихаря боевыми талисманами. Наверно, от духа чьей-то сварливой тещи отбиваться, — усмехнулся следователь. — Если бы не разнарядка Собрания и не наводка неравнодушных граждан, фарцевал бы наш гражданин Вайс себе дальше. Но не судьба, верно, гражданин Вайс?
Гед в ответ лишь обреченно вздохнул.
Бальтазар почесал кончик носа. Четыре дня назад Собрание Ложи внезапно выдало Комитету следствия ордер на обыск всех наиболее вероятных незаконных рынков сбыта запрещенных талисманов и даже официальных магазинов Ложи в столице, пригородах и ближайших городах. О большинстве точек было известно, их вообще можно назвать полулегальными, поскольку только так гражданские исполнители, более известные как крысоловы, могли обеспечить себя необходимым снаряжением для борьбы с преступниками против Равновесия и ренегатами в розыске. Ложа не могла снабжать их напрямую, юридически это считалось бы восстановлением корпуса ауксилии, который был распущен после восстания виолаторов, поэтому она смотрела сквозь пальцы на нелегальную торговлю. Обычно продавцы осознавали свое шаткое положение и имели дело лишь с крысоловами, но некоторые все же решались продавать талисманы не тем, кому следует. Тогда фарцовщик отправлялся в Турм по всей строгости статьи сорок два Кодекса Ложи. Это если с ним не успевали разделаться сами крысоловы, у которых тоже сложился собственный кодекс чести. Но иногда Собрание и Комитеты устраивали показательные порки для годового отчета перед кабинетом министров и кайзером по борьбе с преступностью против Равновесия.
Однако в этот раз никакой показательной порки не было. И Бальтазар Гайстшписен был одним из немногих, кто знал истинную причину облавы на радужные рынки.
— Сперва гражданин Вайс, конечно, не желал пускать законных представителей Ложи, — говорил тем временем Бренненд, хрустя пальцами. — Затем грозил подать жалобу на имя самого ритора Собрания за произвол и незаконное вторжение на частную территорию. Затем отказывался сотрудничать. Затем отрицал свою причастность к найденному при обыске при свидетелях запрещенному товару. Затем обвинял представителей Ложи в том, что они подбросили ему запрещенный товар. Затем обвинял свидетелей в лжесвидетельстве и сговоре против него по национальному признаку. Затем уверял, что это наследство почившей матушки, известной провидицы в третьем поколении, и отрицал все сказанное ранее по причине паники. Ну а затем у гражданина Вайса варианты закончились, — развел руками Бренненд, — и ему пришлось во всем сознаться.