Ранхар — если, конечно, его действительно звали именно так — отвечать явно не собирался.
— Бруно, — представился Маэстро, не дожидаясь, когда это станет очевидно и Кассану. — Я просто подсказал дорогу, ну и вот… — Бруно виновато развел руками.
Кассан добродушно рассмеялся, хлопнув его по плечу и выбив пыль из драного сюртука.
— Это ты зря, — заметил сельджаарец. — Он теперь тебя не отпустит.
— Да я уж понял, — кисло улыбнулся Бруно, потирая плечо.
— Ну? Надолго в Анрию? — спросил Кассан Ранхара.
— Не знаю.
— А где остановиться уже решил?
— Еще нет.
— Что ж, — улыбнулся Кассан, — тогда приглашаю в свой дом, когда закончим здесь. Будьте моими гостями столько, сколько сочтете нужным. И не смей отказывать, — погрозил он кинжалом, держа его за лезвие.
— Не собирался, — сказал Ранхар.
Кассан хитро усмехнулся и протянул ему джамбию. Тот протянул ладонь, однако сельджаарец одернул руку и задумчиво посмотрел на узор на рукояти.
— Когда отец дарил его тебе, — задумчиво проговорил Кассан, — мне казалось это кощунством. Многим так казалось. Говорили, сигиец не проявит должного уважения к нашим традициям, что сменяет священный дай-кима, будто простой кусок железа. Я рад, что мы ошибались, — заключил он, протягивая кинжал владельцу.
— Пять лет прошло, а ты никак не изменился, — наконец нарушил молчание Кассан. На менншинском.
Это были первые слова с тех пор, как они выехали с Ангельской Тропы в карете, запряженной парой лошадей. Бруно, осторожно усевшись на чистое мягкое сиденье, едва не заохал от боли в ногах. Он и не помнил уже, когда в последний раз приходилось столько ходить, и искренне надеялся, что никогда больше не придется.
— Может, правду о тебе говорили? Что ты иблис холодных песков и вообще древнее отца? — усмехнулся в полутьме. Улица, по которой тряслась карета, была освещена значительно лучше.
— Маловероятно, — сказал сигиец.
— Маловероятно, что иблис?
— Маловероятно, что древнее.
— Как он там, кстати?
— Жив.
Кассан задумчиво кивнул, поставив локоть на дверцу.
— Мы с ним расстались не лучшим образом, — проговорил он, глядя в окно. — Поэтому я сильно удивился, когда пару недель назад получил письмо, в котором он писал, что ты скоро приедешь, — Кассан перевел взгляд на сигийца. — Подозреваю, не потому, что так уж соскучился по родственнику.
— Верно.
— Так почему?
— Машиах.
— Шай-талла! — воскликнул Кассан. — Это тот, который убил тебя?
— Да, — ответил сигиец.
Бруно инстинктивно отодвинулся от Ранхара, с которым сидел на одном сиденье. За те прекрасные несколько часов их знакомства Маэстро насмотрелся достаточно, чтобы ничему не удивиться, но сидеть рядом с живым покойником не очень хотелось.
— О! — рассмеялся сельджаарец. — Вижу, ты еще не понял, с кем связался. Хотя, если честно, я и сам до конца этого не понимаю, но ни до, ни после я не встречал настолько упертых людей, которые так нагло отказывались бы умирать. Он тебе еще не рассказывал, как мы познакомились?
Бруно, вжавшись в стенку кареты, энергично замотал головой.
— На самом деле это очень веселая история, — улыбнулся Кассан, хитро глядя на Маэстро. — Лет семь назад караван, который вел мой отец, наткнулся в пустыне на покойника, на котором живого места от ран не было. Над ним уже кружили стервятники и примерялись к самым сочным кускам, а мухи облепили с ног до головы. Мы остановились, чтобы похоронить его, а то часто бывает, когда брошенные без погребения мертвецы становятся гулями и приходят по ночам за теми, кто проявил равнодушие. Мы уже выкопали могилу, хотели уложить тело и закапывать, но тут покойник выхватил у одного из могильщиков лопату и попытался его избить. Благо, был слишком слаб, но крику было… кто-то даже обделался со страху, — рассмеялся Кассан. — Отец, самый мудрый из нас, быстро всех успокоил и забрал «мертвеца» домой. Лекарь сказал, что он безнадежен и не доживет до рассвета, предлагал олт, чтобы облегчить страдания перед смертью, но покойник вместо того, чтобы умереть, месяц пролежал в кровати, почти не подавая признаков жизни, а однажды утром просто встал, как ни в чем не бывало, напугав мою сестру. И вот уже семь лет нарушает предписание лекаря.
— Да… уморительно, — осторожно заметил Бруно, несколько расслабляясь.
— Ну а мы по привычке так и зовем его «Ранхар», что на вашем языке означает «мертвец». Своего имени он все равно не назвал, а против этого не стал возражать.