Сигиец сидел с закрытыми глазами на застеленной кровати в одной рубашке и штанах, скрестив босые ноги. Бруно ждал, что тот недовольно поморщится, привлеченный светом, злобно зыркнет и выгонит вон, но быстро вспомнил, что обычные человеческие реакции сигийцу не свойственны. Он вообще никак не отреагировал на вторжение и не пошевелился. Даже веко не дрогнуло. Бруно с волнением присмотрелся к нему повнимательнее. Смотрел довольно долго, чтобы сделать тревожный вывод — сигиец не дышал.
Бруно растерянно поскреб пальцем за ухом. Странностей у сигийца, конечно, хватало, но дышать он любил ничуть не меньше самого Маэстро, а помирать вроде бы не собирался. Чувствуя себя и глупо, и неуютно, Бруно все же шагнул по мягкому ковру к кровати. Встал возле нее, затаив дыхание, склонился к неподвижной физиономии, поднес свечу…
Сигиец внезапно распахнул веки, цепко уставившись на Бруно. Пламя свечи отразилось двумя жуткими огоньками в зеркальной поверхности серебряных бельм.
— Еб твою мать… — полушепотом простонал Маэстро, отшатываясь от неожиданности и страха и хватаясь за сердце.
— Что? — спросил сигиец.
— Да ничего, — раздраженно проворчал Бруно. — Проверяю, живой ты или кони двинул, — почти честно признался он.
— Куда?
— Что «куда»?
— Коней двинул.
Бруно с шумом втянул сквозь зубы воздух, сдерживая рвущееся наружу негодование. Огонек свечи мелко задрожал. Сигиец моргнул, возвращая глазам обычное состояние, и продолжил смотреть на Бруно, слегка прищурившись от яркого с непривычки света.
— Я, знаешь ли, начинаю верить, что ты и впрямь покойник, — пробормотал Бруно, пятясь к двери. — Ну или точно с Той Стороны явился.
— Почему?
— По кофейной гуще!
Сигиец чуть нахмурил брови.
— Как это связано? — спросил он.
Бруно сокрушенно вздохнул от безысходности. Он уже толком не понимал: раздражает, настораживает, пугает или вызывает жалость странное поведение сигийца, который как будто знает все, но теряется в самых простых вещах.
— Это была шутка, — устало проговорил Бруно. — Ты понимаешь, что такое шутка?
Сигиец снова задумался, что выдало лишь робкое дрожание бровей, затем неуверенно кивнул — по крайней мере, Бруно этот кивок показался неуверенным — и сделал неглубокий вдох, начав спокойно и размеренно дышать, как будто не просидел неподвижной каменной статуей невесть сколько времени.
— Слушаю, — сказал сигиец, вырвав Бруно из легкого оцепенения.
— Тебе объяснить, что такое шутка? — постарался усмехнуться Маэстро.
— Ты хочешь спросить. Спрашивай.
Маэстро потоптался у порога. Захотелось молча выйти из принципа и банального упрямства, однако Бруно сдержал этот порыв. Он всегда считал, что если что-то само идет в руки, не стоит воротить нос, а пользоваться моментом.
— Зачем ты убил того кабирца? — притворив дверь, тихо спросил Маэстро и слишком поздно осознал, что спросил совсем не то, что намеревался.
Собственная наглость и смелость несколько встревожили. Бруно твердо решил не лезть не в свое дело от греха подальше. А даже если бы и собирался, раньше он никогда бы не спросил вот так сразу и в лоб. Наверно, знакомство с новым приятелем, не разменивающимся на церемонии, все-таки оказало свое пагубное влияние. И пугающе быстро.
Однако у сигийца, похоже, сегодня была по плану ночь признаний.
— Чтобы не передал информацию, — ответил он, не моргнув глазом.
Бруно нетерпеливо облизнул губы.
— Чего?
— Чтобы не рассказал, что Хуго Финстера, Дитера Ашграу и Вернера Зюдвинда больше нет.
— А кто это такие? Приятели Ашимаха?
— Не приятели. Ученики Машиаха.
— Смотрю, учиться у этого мужика очень вредно для здоровья, — нервно усмехнулся Бруно. — Слушай, — он перемялся с ноги на ногу, — а на этом свете есть хоть кто-нибудь, кого ты еще не убил или не хочешь убить, а? Ну, кроме Кассана.
Сигиец уставился на Маэстро, затем отвернулся, едва нахмурив брови.
— Ассам шайех-Ассам, — сказал он наконец, — Ассам-младший, Юсуф, Назир, Казим…
— Ладно, я понял, — торопливо перебил Бруно. — Понял, что саабинном быть рядом с тобой безопаснее — их ты убиваешь реже… Не надо! — он вскинул руку, испугавшись, что сигиец решит опровергнуть это высказывание и предоставит полный список кабирцев или гутунийцев, которых он предупреждал, а те не послушали.
— Это снова была шутка? — спросил сигиец.
— Это была ирония, — вздохнул Бруно со всей безысходностью.
— Ты не саабинн, убивать тебя не собираюсь.